Вот еще две удивительные цифры: суммарное богатство этих шести вундеркиндов, которые превосходно сдали SAT по математике, составляет более 300 миллиардов долларов. А компании, которые они создали, стоят 3,6 триллиона – больше, чем ВВП девяти стран мира.
Конечно, эти результаты заслуживают оваций. Но давайте спросим: какова цена? Как выразился один гражданин, известный своим нестандартным мышлением, сегодняшняя одержимость баллами за SAT и гениями алгоритмов, этими заклинаниями богатства, ведет к многолетнему ухудшению экономики, а общество отчаянно пытается найти решение. Вы можете подумать, что этот человек – противник Силиконовой долины и ее вундеркиндов, богатеющих до неприличия, но на самом деле он один из них.
Питер Тиль, один из основателей платежной системы PayPal и член правления Facebook (в старших классах он был чемпионом по шахматам, получил 800 баллов по математике и окончил юридическую школу Стэнфордского университета), заявил, что существует несоответствие (16) между тем, что хорошо для экономики в целом и во что с радостью вкладывают деньги инвесторы. По его мнению, в США слишком много средств вливается в «битовые» компании (17). Если использовать терминологию, придуманную в 1990-х годах выпускником Массачусетского технологического института Николасом Негропонте, к «битовым» относятся те компании, которые зарабатывают деньги на создании алгоритмов для обслуживания (вспомните Google, Facebook и Amazon) или программ, позволяющих перехитрить финансовый рынок (Morgan Stanley, Goldman Sachs и бесчисленные хедж-фонды). Чем обычно не занимаются «битовые» компании, так это производством. Они используют свои умные алгоритмы для создания рынка, а не продукта.
По выражению Негропонте и Тиля, «атомные» компании представляют собой другой тип. Они манипулируют физическими объектами – выращивают урожай, добывают топливо, производят сталь и автомобили, издают книги, собирают телевизоры и перевозят товары по суше, морю или воздуху. Типичная «атомная» компания – General Motors. Ей принадлежат десятки заводов в семнадцати странах, на нее работают более 200 тысяч человек, и она производит десять миллионов легковых и грузовых автомобилей в год.
Так как «атомные» компании используют физические ресурсы, им требуются фабрики и магазины, они производят отходы и вынуждены принимать меры для безопасности рабочих; их деятельность регулируется законом и налоговым кодексом. Этим они отличаются от «битовых» компаний, сотрудники которых пишут программы, сидят за компьютером и используют минимальные ресурсы (кроме электричества, которое предоставляют топливные компании и коммунальные службы), почти не производят отходов и редко получают травмы на рабочем месте. Поэтому их деятельность с трудом регулируется. «Битовые» компании, такие пробивные, как Uber и Airbnb, бросают вызов более старым «атомным», которые не могут соперничать с ними.
Еще одно преимущество новых компаний – благоприятная налоговая политика. Учредители и инвесторы платят меньше взносов на прирост капитала, в отличие от большего налога на личный доход. Корпоративная прибыль «битовых» компаний обычно связана с оффшорами. Facebook и Google платят налог на доходы компании по ставке 15 %, а Standard & Poor 500 – в среднем 21 %.
Тиль непредвзято относится к сегодняшней экономике, где все сливки снимают «битовые» компании. (Он проявляет сочувствие к консерваторам/либералам). Социолог-демократ Марк Пенн согласен с ним: «Старая традиционная экономика дошла до точки. Новая экономика технологий сбросила оковы и создает огромное богатство» (18).
Поэтому неудивительно, что инвестиции вливаются в «битовую» экономику и обходят «атомную». В 2018 году стоимость акций Uber, онлайн-сервиса по аренде автомобилей, дошла до 72 миллиардов долларов, хотя она появилась только девять лет назад и в ней работает всего около тысячи постоянных сотрудников. А у компании со 110-летней историей General Motors рыночная капитализация составляет 52 миллиарда. Подумайте об этом. Uber стоит на 20 миллиардов дороже, чем GM. Огромное преимущество рыночной капитализации «битовых» компаний делает их практически вечными. Щедро финансируемые, они уверенно смотрят в будущее, могут больше инвестировать и приобретать, а также больше платить за таланты, чем «атомные» компании. Такое искаженное преимущество в рыночной стоимости растет в течение последних тридцати лет.
Что это означает для ранних и поздних цветов? Допустим, вы амбициозный подросток (или родитель подростка) и видите такие несоответствия в доходах. Вы задаете вполне резонный вопрос: как получить работу в «битовой» компании? Это легко. Как мы знаем, они любят когнитивную элиту и приглашают самых умных и сообразительных – лучших из лучших. Причем ум и сообразительность измерены количественно. По их мнению, ни один тест или оценка не отражают выдающихся способностей к программированию так, как математическая часть SAT. Молодые люди, их родители, учителя и работодатели – никто не сомневается, что самые дорогие компании в XXI веке основаны теми, кто великолепно сдал этот экзамен. Мало кто говорит об этом вслух, но все знают. В условиях неустойчивой экономики общество оказывает колоссальное давление на детей, заставляя их добиваться таких оценок, которые позволят им работать в самых доходных компаниях, в наиболее прибыльной отрасли промышленности.
Однако, когда мы заставляем детей получать превосходные оценки и подталкиваем к ранним достижениям, это оказывается небезопасным.
* * *
В 2014 году журнал Forbes назвал самой богатой в мире тридцатилетнюю молодую женщину, в свое время бросившую Стэнфордский университет и сделавшую «сама себя». Элизабет Холмс разработала метод, благодаря которому «по капле крови, полученной почти безболезненно из кончика пальца, можно диагностировать сотни болезней» (19), и основала компанию Theranos. Холмс предположила, что ее предприятие поможет спасти миллионы жизней.
Инвесторы тоже решили, что Theranos поможет им заработать миллиарды долларов. Последовали колоссальные вливания частного капитала, что увеличило стоимость компании до 10 миллиардов долларов. Холмс оказалась в привилегированном положении. Она использовала все свои возможности, чтобы сохранить половину акций Theranos, и, таким образом, ее собственный капитал составил 5 миллиардов долларов, что и вывело ее на вершину списка Forbes.
Однако в 2016 году разразилась катастрофа. Как обнаружил журналист Wall Street Journal Джон Каррейру, выпустивший более двух десятков статей, методы Theranos не работали. Та самая капля крови, полученная из пальца, часто оказывалась смешанной с кусочками кожи. Что еще хуже, даже после чистого прокола результаты исследования не совпадали с теми, которые были получены старым, проверенным временем методом взятия крови из вены. Другими словами, капля крови оказывалась бесполезной и даже опасной, если в итоге упускался фатальный симптом или назначалось неверное лечение.
Первым, кто заметил эту проблему, был ведущий ученый Theranos Иан Гиббонс. Его начальник, который сообщил обо всем Холмс, приказал Гиббонсу держать рот на замке. Но секрет компании был раскрыт, и в дело вмешалось ФБР. Гиббонс боялся, что скоро его вызовут в кабинет Холмс и объявят об увольнении. Он покончил с собой. Если его вдова Рошель ожидала соболезнований от компании и ее руководства, то она сильно ошибалась. Адвокаты Theranos немедленно направили ей письмо с угрозой судебного иска, если она обратится к журналистам.
