Тавия не хотела существовать одна. Обещания смотрящего казались такими сладкими для детских ушей. Она была слишком испугана, чтобы усомниться в них.
Но девушка не хотела снова совершить эту ошибку.
Тавия сделала шаг назад.
– Я могу дать тебе все, чего ты когда-либо хотела, – продолжил смотрящий. Тавия отвернулась от него – лишь для того, чтобы обнаружить перед собой Уэсли.
– Прими его руку, Тавия.
Она и не осознавала, что Уэсли все еще здесь. Сейчас юноша казался таким высоким по сравнению с ней! Словно настоящий взрослый.
– Я не должна снова идти с ним, – возразила Тавия.
– Нет, должна.
Тавия яростно замотала головой.
Ей просто хотелось убежать отсюда как можно скорее. Так быстро, как смогут нести ее маленькие слабые ноги.
Быстрее, быстрее, пока прежний смотрящий снова не втянул девушку во все это и не сделал той, которая разрушает чужие жизни.
Желудок Тавии урчал от голода.
– Ты не можешь осуждать меня за то, что я хочу изменить все.
Улыбка Уэсли была мягкой и печальной – он очень редко так улыбался.
– Я не осуждаю тебя, Тавия.
Рука его дрогнула, как будто юноша хотел вытереть слезу с ее щеки. Однако он не предпринял попытки. Тавия была этому рада. Если бы Уэсли прикоснулся к ней, девушка могла бы не выдержать.
– Это игра, – продолжил Уэсли. – Ты же слышала, что сказали нам Арджун и Саксони. Это место просто использует наше желание исправить ошибки.
Уэсли взглянул на прежнего смотрящего – на человека, которого убил юноша и занял его место. Глаза парня сузились, как будто он хотел бы оказаться неправым. Словно Уэсли желал, чтобы Тавия убежала.
– Если ты не примешь его руку, то можешь застрять в этом мире грез до конца жизни – или даже навсегда.
Тавия облизала потрескавшиеся губы. Она ощутила вкус крови. Это лишь усилило муки голода.
Ей казалось, что жить в грезах не так уж плохо. Тавия желала стереть из памяти все свои ужасные поступки; каждый флакон магии, который она продала, не думая о последствиях; о том, сколько вреда это принесет. И может быть – может быть! – в мире грез ее мама останется жива. Тавия сможет снова увидеть ее.
– Я знаю, что ты хочешь вернуться в прошлое, но жизнь не допускает этого, – сказал Уэсли. – Я понимаю, каково это: обагрить свои руки кровью и отчаянно желать смыть ее.
Сердце Тавии гулко стукнуло невпопад. Она никогда не слышала, чтобы Уэсли говорил об ответственности, а тем более о сожалениях.
– Никто не назовет меня хорошим человеком, – продолжил он. – Но я не бегу от своих ошибок. Если ты жалеешь о чем-то, попробуй исправить это, но не в прошлом. Не пытайся стереть то, что уже случилось, Тавия.
– Нет, я попробую, – уперлась она. – Я могу убежать в Воло и найти родных моей мамы, и тогда…
Уэсли сжал ее плечи.
– Во имя Сонма Богов, Тавия, а я тебе разве не семья? Разве Крейдже – не твой дом? Здесь есть люди, которым ты не безразлична. – В его глазах читалось что-то, похожее на боль. – Иногда приходится выбирать. Мне, Саксони, Карам. Единственная причина, по которой мы сражаемся в этой битве вместе, – это ты, Тавия. Ты то, что соединяет нас, словно клей. Без тебя мы разбредемся в разные стороны.
Клей.
Семья.
Дом.
То, что девушка так долго искала, не осознавая: все это у нее уже есть.
– Не забывай об этом. – Уэсли помолчал. Потом намного тише добавил: – Не позволь мне потерять тебя.
Что-то стиснуло желудок Тавии – куда сильнее, чем голод. Девушка так долго убеждала себя, что побегом из Крейдже она сможет стереть ту себя, какой стала в последние годы. Тавия считала, что сможет просто начать все заново. Жить той жизнью, которой должна была жить; являться тем человеком, которым должна была.
Потому что Тавия была собой.
Мошенницей, продававшей людям магию, которая могла им повредить – и Тавия это знала.
Девушкой с желанием спасти мир.
Быть может, Тавия и могла сбежать из города. Но она больше не способна бежать от себя.
– Если ты это сделаешь, то сотрешь и меня из своего прошлого, – напомнил Уэсли.
Тавия подумала о том, как они вместе торговали талисманами и магическими мешочками; как росли на улицах, становясь такими похожими друг на друга. Девушка вспомнила, как Уэсли улыбался, добывая очередной талисман; как она сама улыбалась при виде Уэсли. Юноша сделал все, чтобы она не чувствовала себя одинокой и испуганной.
Фокусница подумала о месте, где всего этого не существовало. О мире, о целой жизни, где они не росли вместе. Где девушка вообще не знала Уэсли.
Тавия оглянулась на прежнего смотрящего. Тот все еще стоял, протянув к ней руку.
Она сделала шаг к нему.
Один.
Второй.
Пока не оказалась достаточно близко, чтобы ощутить исходящий от него запах магии.
Потом Тавия взялась за руку смотрящего, скрепляя свою участь – как сделала это много лет назад. Его пальцы крепко сомкнулись вокруг ее ладошки. А затем он в один миг растворился в воздухе.
Рука Тавии так и осталась поднятой. Девушка чувствовала, как возвращается в настоящее время. Голод утихал. На ее теле появлялись застарелые шрамы. Уэсли взял Тавию за протянутую руку и сплел пальцы с ее пальцами. Их запястья соприкоснулись. Он наклонился к девушке, коснувшись лбом ее лба. Тавия вдохнула его дыхание. Потом положила свободную руку юноше на грудь. Ощущение его близости стало единственным, что удерживало ее от падения на колени. Знакомое тепло и холод его кожи. Сердцебиение парня под ее ладонью.
Уэсли сглотнул, облизал губы, но не пошевелился.
Они стояли так несколько минут, пока образ Крейдже не последовал за прежним смотрящим и не растворился в пустоте.
– Мой мальчик.
При звуках этого голоса они резко обернулись. Сердце Тавии едва не остановилось.
Перед ними стоял Данте Эшвуд. Проклятые сожаления быстро вернулись вновь во всей своей силе. Уэсли крепче сжал ладонь Тавии. Он дрожал, глядя прямо перед собой.
Тавия окинула взглядом то, что предстало их глазам.
Эшвуд оказался лишь тенью человека, восседающей на троне из магии и золота. Даже его силуэт был едва-едва виден. Голос Главы, похожий на карканье ворона, плыл над водой, поднимая волнение на море.
Рядом с ним стояла девушка. Ее запястья и лодыжки были скованы цепями. Кровь покрывала ее растянутые в улыбке губы. Волосы у девушки были длинные и черные. Косички перемежались с витыми локонами, ниспадая до золотых браслетов на запястьях. Подол белого платья окунался в море, словно тоже был сделан из воды.
