– Ошибки быть не может?
– Никогда, – убежденно сказал Федор Иванович. Он уже сообразил, братья не так уж сильно любят свою родственницу, иначе бросились бы в палату, чтобы увидеть пострадавшую собственными глазами.
Григорий вчетверо сложил листок и сунул в карман.
– Спасибо. Нам бы ее посмотреть.
Федора Ивановича немного покоробило, что братья не называют родственницу по имени, но потом он нашел этому объяснение.
«Стесняются, думали инкогнито анализ сделать, но не получилось.»
– Хотелось бы посмотреть хоть одним глазком, – мечтательно произнес Илья.
– Я вас проведу. Только в реанимации порядки строгие, без белых халатов туда нельзя.
– Разве нас кто-нибудь увидит?
– Увидит, не увидит, какая разница? – улыбнулся Федор Иванович. – Бактерии и вирусы спрашивать разрешения не станут.
Белых халатов в лаборатории хватало. Отыскали два самых больших, и братья Вырезубовы облачились в них. На головы надели белые хирургические колпаки и выглядели теперь как заправские хирурги-мясники.
– Вам не влетит, что вы нас провели?
– В больнице все свои. Я вас и показывать никому не стану. Палата в конце коридора, дежурная не увидит, я ей что-нибудь совру.
Мужчины вышли из лаборатории, и Григорий внимательно проследил взглядом, куда спрячет ключи Федор Иванович после того, как закроет двери. Они исчезли в кармане брюк.
Время было позднее – после отбоя, и больные из других отделений уже давно спали. Лишь запах табачного дыма еще не до конца выветрился с лестничных площадок.
"Реанимация”, – известила табличка над перегородкой из стеклоблоков.
– Я первым пойду, – Федор Иванович шагнул за дверь.
Дежурившая медсестра, заслышав шаги в коридоре, тут же выглянула из своей ниши. Завидев Федора Ивановича, удивилась: тот, как заведующий лабораторией, работал в одну смену, днем.
"С женой поругался, наверное, вот и задерживается”, – подумала девушка.
– Федор Иванович, – негромко позвала она, – что это вам не спится, не отдыхается?
– Сама знаешь, припахали меня. Тут родственники приехали к нашей больной, я их заведу, все аккуратно будет.
В полумраке коридора трудно было рассмотреть двух мужчин в белоснежных халатах и колпаках. Удостоверившись, что заразу по реанимации разносить никто не собирается, девушка вернулась и села за стол. Вся ответственность теперь лежала на Федоре Ивановиче. Понятно, не юридическая, а моральная.
Негромко скрипел старый, разболтанный паркет.
– Здесь, – Федор Иванович приоткрыл дверь в палату с двумя кроватями.
Братья Вырезубовы скользнули следом за ним. Григорий тут же оценил обстановку: вторая кровать пуста.
Он подошел к Рите Кижеватовой и удовлетворенно хмыкнул. Ошибки не произошло, перед ним находилась беспомощная беглянка. Даже если бы ее лицо было обезображено швами и бинтами, перевязанные запястья красноречиво напоминали о веревках, которыми связывали проститутку по кличке Лиса.
– Она, – сказал Илья и тронул девушку за плечо. Та застонала, но глаз не открыла.
– Она в себя никак прийти не может, – стараясь подпустить в свой голос побольше сочувствия, отвечал заведующий лабораторией.
– Ее машиной сбило?
Федор Иванович абсолютно органично воспринимал то, что братья говорят шепотом, хотя, как медик, понимал, девушка не отреагирует, даже если у нее над ухом станут кричать. Другое же объяснение тихому разговору ему и в голову не приходило.
– Да, я узнал. Ее милицейская машина подбила. Она шла по дороге, а потом под колеса бросилась. Но точно я вам сказать не могу. Может, позвать медсестру, она в курсе?
– Не стоит.
В темной комнате практически терялись из вида лица, руки, были различимы лишь белые халаты и колпаки. От этого братья казались Федору Ивановичу какими-то фантастическими существами, лишенными ног, кистей рук и голов. Лишь иногда ярко-белые зубы вспыхивали в полумраке.
– Мы с братом немного пошепчемся, а вы возле нее побудьте.
Илья с Григорием отошли к окну и тихо-тихо принялись объясняться. Даже если бы Федор Иванович и напрягал бы слух, ему бы не удалось расслышать ни единого слова. А он, в общем-то, особо и не стремился к этому. Мало ли существует на свете семейных тайн? Он уже подозревал, что девушка была давно сумасшедшей, и братья лишь стеснялись признаться в этом, потому и не привели на анализ. Федор Иванович даже придумал подходящую версию, что родственница убежала из дома, а через пару дней ее отыскали, вот и хотели выяснить, не подхватила ли она за время странствий венерическую болезнь.
– Кончать его надо, – вынес приговор Григорий.
– Не хочется, но придется, – согласился с ним Илья. – И бабу кончим.
– Ты уверен, что нас никто не засек?
– Медсестра нас хрен разглядела, вот только баба днем нас видела у него в кабинете.
– Так то днем… – братья пожали друг другу руки, таким образом скрепляя желание покончить и с Федором Ивановичем, и с девушкой. Затем ладонь Ильи скользнула в карман джинсов, и он сжал в пальцах узкую шелковую удавку – черную ленту, один конец которой кончался скользкой петлей.
Григорий подошел к кровати, склонился над Ритой. Затем позвал:
– Федор Иванович, а это что такое?
Заведующий лабораторией, не догадываясь о своей дальнейшей судьбе, тоже нагнулся, что бы рассмотреть, что же так заинтересовало Гришу. Илья в этот момент оказался у него за спиной, и петля захлестнулась на шее. Григорий ловко закрыл медику рот рукой. Удавка затянулась с неимоверной силой, впившись в горло, мгновенно исчезла в складках горла. Еще бы немного, и перерезала бы не только мышцы, но и пищевод с трахеей.
Несколько раз Федор Иванович дернулся, его глаза, наполнившиеся ужасом, видели уже начинавшее расплываться довольное лицо Григория. Федор Иванович тяжелел в руках Ильи, но тот продолжал держать даже тогда, когда колени подогнулись и заведующий лабораторией готов был рухнуть на пол.
– Готов, наверное, – Григорий приложил пальцы к сонной артерии.
– Ты хоть удавку распусти. До пульса никак не доберусь.
Пульс не прощупывался. Федор Иванович был мертв.
При желании его еще можно было откачать, запустив сердце, сделав искусственное дыхание, но такого желания у братьев Вырезубовых, естественно, не появлялось.
– Сдох доктор, – спокойно сказал Илья, вытаскивая из кармана Федора Ивановича связку ключей, – теперь сучку прикончить следует.
– Не бросать же его посреди палаты?
Илья по-деловому принялся запихивать мертвое тело под пустую кровать, лишь ноги в черных ботинках остались торчать из-под никелированной спинки.
