Глупый Ивашка
История наша восходит к тем временам, когда Петр Великий только замыслил Крымский поход. И замешанным в сем деле оказался человек вроде бы самый ничтожный — Ивашка Костин из Вышнего Волочка.
Это уж потом он стал жить в хоромах, а величать его начали с поясными поклонами и по имени-отчеству — Иван Харитонович. А поначалу, круглый сирота, служил и мальчиком на побегушках, и мусорщиком на кожевенной фабрике, а уж потом пошел по торговой части — начал коробейником разъезжать по ярмаркам, вести мелочную торговлю. Скопил кое-какие деньжата, а умные люди советуют:
— Открой, Ивашка, свою лавку и станешь жить не плохо!
Время как раз было такое, что совсем на парусину спросу не стало. На складах повсюду в рулонах прела, белую и толстую отдавали почти задарма.
Вот Ивашка и отчудил: влез в долги, свои гроши все вложил, а закупил по дешевке более тысячи аршин парусины. Народ умный ходит, похохатывает:
— Ну, Ивашка, ты совсем дурак! Не токмо барыша, своих денег не вернешь! Все так и сгниет…
А Ивашка совсем рехнулся: сидит в своей хибаре, на которой соломенная крыша в сторону сползла, в какой-то отвратный рассол парусину макает и в печь горящую сует. Вонь такая прет, что за версту в нос шибает.
Соседям вельми омерзительно стало, хотели Ивашку по ребрам поучить, а тот вдруг куда-то исчез, ни с кем даже не прощался. Только видели, что он дверь хибары гвоздем заколотил и с мешком залез на телегу к проезжавшим купцам. Малость посудачили соседи да рукой махнули:
— Такой глупый предмет и разговору не стоит!
Но пришел день, и все рот от удивления разинули.
Подряд
Пока умные соседи судили-рядили, Ивашка добрался до самой Москвы. Пришел к Преображенскому дворцу, страже говорит:
— До государя важнейшее дело у меня, допустите, ока жите вашу милость!
Ивашку, понятно, не допустили, зато под глазом синяк поставили.
Но не напрасно в такую даль приперся Ивашка, выстоял, дождался, когда государь со свитой на крыльцо вышел. Ивашка тут как тут, головой по ступеньке колотит:
— Ваше величество, у меня такая парусина есть, что никакой голландской с ней не сравняться. Для флота самая надежная — прочная и чистая, а главное — в огне не горит.
Другой раз Петр Алексеевич, может, и вниманием своим утруждаться бы не стал, а тут, видно, выпил-закусил хорошо, решил с оборвышем побалакать.
— Чего, смерд, врешь? У голландцев разумных парусина горит, а у тебя, рвани, не горит. Так не бывает.
А Ивашка уже на ноги вскочил, дерзко в глаза государевы взглянул:
— Говорю: не горит!
Петр скривил ехидно рот:
— Ну-кось покажь! Если соврал, прикажу тебя драть, пока шкура не сойдет.
Вытащил Ивашка из заплечного мешка кусок парусины. Петр парусину помял, потрепал, понюхал — нос сморщил, но бить Ивашку не стал.
— Эй, генерал фортификации фон Крафт, иди-ка сюда, — поманил важного человека.
Тут же подскочил к государю молодой щеголь, весь в розовом бархате, в богатых кружевах, парик обильно пудрен, нос орлиный, взор надменный, а сам длинный, что тебе мачта.
Петр приказывает:
— Беги, фон Крафт, в комнаты, в камин засунь парусину. Как сгорит, так доложи мне. Да побыстрей, в Кремле англичане с утра киснут ожидаючи.
Стоит государь, ногой нетерпеливо дрыгает.
Наконец вернулся фон Крафт. Вид у него конфузный, жемчужный нарукавник в саже, брови удивленно подымает:
— Клал в самый жаркий файер, не берет, — и показывает парусину: закоптилась вся, с краев поджалась, а все-таки не сгорела.
Петр вдруг схватил за плечи Ивашку, затряс так, что у того голова чуть не отскочила, поцеловал в лоб.
— Неужто сам додумался? Ай да молодец! Флотилию строить скоро в Воронеже буду. Сумеешь парусину поста вить? Я тогда не стану с англичанами контракт ладить, с то бой подряд решу. — И приказал слугам: — Ивашку в бане отпарить, в приличный кафтан нарядить, обедом накормить.
Влез государь на коня, пришпорил, стрелой полетел. За ним остальные еле поспевают, а у фон Крафта ноги чуть землю не цепляют.
…Вечером того же дня государь заключил договор с Ивашкой Костиным на поставку парусины невоспламеняемой.
Несчастная любовь
Жизнь у купца сразу переменилась. На высоком берегу Цны поставил он обширный дом о восьми окошках по главному фасаду: словно церковь, издалека хоромы видно. Чуть в стороне соорудил свое производство, где десятка полтора рабочих в секретном вонючем растворе мочили парусину. Закипела работа, завертелась жизнь веселая!
Несколько раз, обдав грязью зевак, от государя верховые с эпистолами к купцу гоняли. Теперь все звали его по имени-отчеству, шапку загодя ломали, а кто попроще, так и поясно кланялись.
Угодливо улыбались:
— Иван Харитонович, вам по заслугам Господь воз дает! Счастье — вольная пташка, достойного хотела, к вам в дом слетела.
Иван Харитонович не задавался, бедным помогал, в церкви вперед не лез.
— Деньги к деньгам прут, — говорили в народе. — Поди, женится на богатейке капитальной.
А купец взял девушку из самой скромной семьи, да не дал Бог счастья ему в супружестве: жена после первых родов скончалась, вдовцу оставила прелестную дочурку. На восьмой день нарекли ее в память матери покойной — Дарьей.
Крестница
Едва сороковины минули, как Вышний Волочок весь — от мала до велика — ахнул. Пожаловал сам государь со свитой. Народец толпой за ним ходил. А государь честь великую купцу оказал — к нему в дом пожаловал. Обнял, к ручке позволил приложиться да говорит:
— Задумал я в устье Невы град обширный строить. При спело время соединить сию реку с Волгой, а для того канал голландцы строить будут. Вот их командир Арий Дирикс Гоутир (коренастый мужчина в коротком парике поклонился вежливо), а генерал фортификации фон Крафт — знакомец твой давний. Коли не возражаешь, они у тебя некоторое время квартировать станут. Обедом накормишь?
Нашелся жареный поросенок, грибочки и капуста домашнего соления, лещи вяленые, снетки в сметане — кухарка всегда много готовила, потому как хозяин за собой всяких мастеровых и десятников с пристани водил.
Узнав про недавнюю смерть хозяйки, Петр выказал сочувствие и сказал:
— Дите покажи!
Маленькая Дарья государю понравилась, он приказал:
— Пора крестить малютку! Коли, Иван Харитонович, ничего супротив не имеешь, так буду ее восприемником.
