Государь приказал принести золотой крестик и во время крестильного обряда помогал священнику надеть его на свою дочь духовную.
Сокрушение чести
Бежали годы. Петр разбил шведов, нагнал сорок тысяч строителей на брега Невы — и новая столица стремительно возводилась. Еще в 1709 году по Вышневолоцкому каналу побежали суда.
Хорошо стало и в доме Ивана Харитоновича. Дочь Дарья выросла, вошла в невестин возраст и в свои шестнадцать годов выглядела истинной красавицей: русая коса толщиной в полено, глазищи голубые, грудь высокая, талия гибкая, бедра широкие. Загляденье!
Богатый купец Парамонов сватов заслал. Единственный его сын Василий — девятнадцатилетний серьезный парень, никогда ни вина, ни — тьфу! — табака не употреблял и был наследником громадного капитала.
Невесту просватали, венчание назначили на январь нового года, как раз после Крещения. Ясноглазый красавец, пламенея от страсти, в день раз двадцать гонял на колясочке мимо дома невесты, надеясь в окошке увидать хоть силуэт любимой.
Так все и завершилось бы счастливой свадьбой, если бы в судьбу Дарьи не вмешался злой рок в лице ловкого обольстителя фон Крафта. По делам службы он порой наезжал в Вышний Волочок и всегда останавливался у гостеприимного Ивана Харитоновича.
Заметим, что сам хозяин нередко отлучался по купеческой надобности из дому. Фон Крафту он полностью доверял, чем тот и воспользовался. Можно лишь догадываться, силой иль хитростью он овладел девушкой, но сие произошло. И прислуга заметила, но воспрепятствовать не смела.
Пополз про девушку слушок. Всякая слякоть при встрече с Дарьей норовила злым намеком уколоть, до слез не однажды доводила.
Кто-то перемазал дегтем ворота девицы, а папаша жениха в лицо Ивану Харитоновичу фыркнул:
— Ну, купец, ты меня отрапортовал, сокрушил мою честь. Оставь себе свой товар завалящий, а мы невесту поищем в другом месте!
Иван Харитонович ничего не ответил, только заплакал и тихо прочь отошел.
Строптивость вдруг жених проявил и стал отца пугать:
— Ежели свадьбы с Дарьюшкой не будет, так я с камнем на шее в шлюз прыгну!
За такие глупые речи Василий был порот и под неусыпный надзор верных слуг в доме заточен.
Возмездие
Иван Харитонович сраму не выдержал и под Рождество Христово скончался от апоплексического удара. Дарья лила горькие слезы, а по весне родила хорошего мальчика. В честь своего крестника и благодетеля семьи, за которого всегда молилась, назвала малыша Петром.
Фон Крафт, наблудив, в Волочке больше не появлялся, пока особый случай не приспичил. Произошло это как раз после рождения малыша, в 1719 году. Государь решил передать Вышневолоцкий канал в частное ведение новгородского купца Сердюкова, калмыка. Будучи проездом из Петербурга в Москву, он заглянул со свитой в Вышний Волочок.
Первым делом полюбопытствовал:
— Где купец Костин? Как моя крестница Дарьюшка? Поди, уже в невестах ходит?
За государем, как водится, толпа таскалась. И про купца объяснили, что, дескать, в одночасье Иван Харитонович скончался. Про Дарью же — ни слова! А сама она, желая хоть издали видеть своего крестного, в толпе пряталась.
Государь сие заметил и удивился:
— Ты чего, девушка, стыдливо прячешься, когда я на тебя зрю? Ну-ка подойди поближе, дай на твою красоту полюбопытствовать…
Свидетелем этой сцены был упоминавшийся нами купец Михаил Сердюков. Вот его подлинные воспоминания:
«Дарья закрывала лицо рукою от стыда и плакала. Государь, не подозревая, что бы она сделала что-нибудь худое, почитал то за невинную застенчивость и стыдливость. Он взял ее за руку, уговаривал ласково, чтобы она не боялась, называл ее пригожею девушкой и говорил, что пора уже ей выйти замуж. Другие девки смеялись словам государя, а некоторые и громко хохотали. Государь спросил у них с негодованием: “Чему вы, дуры, смеетесь? Не тому ли, что эта девушка красивее и скромнее вас, а плачет от стыдливости? Разве завидно, что я говорю с этой девушкой и мне она лучше вас нравится?“»
Тут в толпе нашелся мужик, который смело отвечал:
— Это, государь, вовсе не девушка, хоть она не замужем. А вон стоит за твоей спиной немец-офицер с кружевами на шее, он и сделал ей ребенка. А есть она дочь знатного купца Ивана Харитоновича и твоя, государь-батюшка, крестница.
Государь посмотрел в глаза Дарьи:
— Это правда?
Дарья показала крестик:
— Вот, золотой он, ваш, Петр Алексеевич, подарок. И про фон Крафта — тоже правда.
Раздул Петр ноздри, повернулся к фон Крафту:
— Так это ты наблудил, сукин сын? — и стал тростью молотить его по голове.
Фон Крафт побледнел от страха и спиной от государя отступает. А дело было возле глубокого шлюза. Ноги генерала скользнули, грохнулся с высоты в воду, а вытащили его уже мертвым: только вокруг рта и носа розоватая пена пузырилась.
Государю жалко было и покойного купца, и фон Крафта. Тем более что распутное житье особым грехом не считалось. Сам Петр по женской части большим интересантом был.
Вздохнул государь и с горечью молвил, перекрестившись:
— На все Твоя воля, Господи!
Эпилог
Государю очень понравился сынок Дарьи. Он вызвался быть его крестным и обещал оказывать протекцию, когда тот подрастет. Призвав купца Парамонова, приказал ему не дурить и свадьбу быстро справить.
Парамонов, понятно, ослушаться не смел. Василий и Дарья стали, к их взаимной радости, мужем и женой. Петр обещал быть шафером невесты, но прибыть к венчанию не сумел. Его заменил купец Сердюков. Рука у нового владельца канала оказалась легкой. Молодые вскоре перебрались в Петербург, где жили долго и счастливо, вырастили семь человек детишек. Дарья умерла в 1801 году — без малого до ста лет дотянула.
Крестник государя — Петр — пошел по военной линии (что значит кровь!). Был участником дворцового переворота 1741 года, когда помогал возводить на престол дочь Петра Великого — Елизавету. В чине полковника принял участие в Семилетней войне, отличался исключительным бесстрашием. Погиб в битве при Кунерсдорфе в 1759 году.
Что касается Вышневолоцкого канала, то в 1774 году государство выкупило его у наследников Сердюкова за сто семьдесят тысяч рублей.
Кровавый призрак
Казнили убийцу мужа. В Китай-городе, под горою, против Сыскного приказа, возле храма во имя Василия Блаженного, собралась небывалая толпа: уж слишком знатной была преступница. Возле позорного столба, на котором вывешивалось перечисление вин осужденного, была вырыта узкая яма. Рядом с ямой стояла молодая дородная женщина с круглым красивым лицом, в темном сарафане. Держа в дрожащих руках лист бумаги, вперед вышел думный дьяк Прокофий Возницын. Толпа мгновенно стихла, и даже осужденная с некоторой надеждой повернула голову: «А вдруг государь помиловал, сослал на вечное покаяние в отдаленный монастырь? Ведь бывало же…»
