Меншиков недоверчиво покачал головой:
— Это ты все врешь насчет денег. Ну да ладно, я червонцы в чужих карманах не считаю. Своих хватает. — И уехал.
Страсть
Но вот в жизни странного и одинокого бриллиантщика случилась невероятная перемена. У него в небывалом для девицы качестве — лаборантки и секретаря — поселилась плутоватая красавица Нина Севож. Та самая, которая прежде составляла свиту леди Гамильтон.
Туманным субботним днем 14 марта 1719 года на Троицкой площади за разные шалости леди отсекли голову (об этом мы еще расскажем). Жестоко допрашивали Нину Севож, но вины за ней не обнаружили и из крепости освободили.
Оставшись в одиночестве, Нина употребила все свои женские, то есть вполне колдовские, чары. Она пробила жесткую оболочку бриллиантщика: он воспылал страстью и желанием обладания. И хотя ввел в свой дом девицу, однако под венец ставить не собирался, объяснив:
— Я хочу иметь богатую независимую старость. Вот почему я так много работаю, вот почему я отказываю себе в самом насущном. Но страсть моя к вам столь велика, что я обещаю сделать вас законной супругой. А пока что присмотримся друг к другу.
Молодые, может, и присматривались друг к другу под одеялом, но зажили дружно, хотя в большой свет вместе выезжать не могли: приличие сего не позволяло.
Нина, справедливо подозревая у сожителя неимоверные капиталы, с чисто женским терпением вынесла скуку и нищенский быт его дома. Рокентин от венца не отказывался: девица ему нравилась и в общем, и в частностях. Была назначена помолвка, как вдруг случилось то ужасное происшествие, с которого мы начали наш рассказ: Рокентин был ограблен какими-то коварными людьми, которых пока что тщетно искал бравый генерал-полицмейстер Девиер.
Добрая служба
Государь пребывал в страшной меланхолии.
И трех недель не минуло, как по Невскому проспекту прошла погребальная процессия сына Петра, малолетнего Петра Петровича, похороненного в Благовещенской церкви Невского монастыря, рядом с могилой царевны Наталии Алексеевны.
И вот новый удар: с необычной наглостью похищена коронационная застежка любимой супруги. А стоимость ее? Почти в шесть раз она превышает годовые расходы Петра на себя и свой двор. Ох, ну и унижение!
Всю оставшуюся ночь государь провел рядом с Девиером. Были задержаны сотни пеших и конных людей, обысканы, допрошены. Одних хромых взяли под караул не менее десятка человек. И все тщетно!
На дорогах творилось нечто необычное! Сотни конников рыскали без устали, хватали всех подряд.
Здесь тоже похитителей найти не умели.
Едва рассвело, Петр прискакал к Апраксину, дабы вновь поговорить с бедным Рокентином: вдруг он вспомнил какие-нибудь новые приметы? О чем говорили между собой грабители? Возможно, это даст ниточку, которая поможет распутать дело!
Государь прибыл как раз в тот момент, когда четверо слуг несли на руках к карете слабо стонавшего Рокентина. Рядом шла его невенчанная супруга Нина. Она галантно присела перед государем, развела ручки, промолвила:
— Дома больному будет лучше! Мой Рокентин пожелал вернуться к себе на Невский…
Вид больного ужаснул государя: заметней проявились ушибы и ссадины, в лице разлилась бледность.
— Потеря крови велика, — объяснил доктор Спектор, принимая умный вид. — Но самое опасное — ушибы и сотрясения груди пациента. Смотря по степени оных и состоянию частей, можно ожидать воспаления грудной оболочки и внутренностей, оной одеваемых, равно как расширения боевых жил — аневризма.
— Что, может и преставиться? — На лице государя ясно читалась тревога.
Спектор неопределенно пожал плечами, словно говоря: все в руках Божьих! Но вслух произнес:
— Повреждения внутренних органов, произошедшие от ушибов, сказываются не вдруг, ибо происходит посте пенное накопление крови в расслабленных сосудах. Так же возможны излияние оной в клетчатую плеву и расстроение других внутренних частей.
Петр весьма увлекался медициной. Из сей тарабарщины вывел: «Избиение несчастного бриллиантщика может окончиться его смертью. И тогда не останется свидетеля ограбления». По этой причине государь приказал:
— Хорошо, сей же час едем к тому месту, где злодеи отобрали шкатулку. Бывает, что утеряют на месте преступления пуговицу от кафтана, а портные по ней владельца определят! Или иные следы оставят. Славный Рокентин сослужит добрую службу, покажет все на месте.
Улики
Кавалькада, сопровождающая карету, направилась в сторону Красного Села. Граф Апраксин наконец сказал:
— Стойте, вот место, где я вчера нашел несчастного бриллиантщика…
— Осторожно вынесите больного на воздух, — распорядился государь. — Да смотрите, не тряхните, а то я вас!
Вот уже сутки, как установилась ясная солнечная погода. Лес сквозил на влажном и ярком утреннем небе. Остро пахло лежалой листвой, рыжим ковром покрывшей остывающую землю.
— Господин Рокентин, тут ли происшествие случи лось? — Петр, постукивая себя по голенищу арапником (он ехал верхом), внимательно и с надеждой смотрел на бриллиантщика.
Тот встал на ноги, опираясь с обеих сторон на слуг, показал перстом:
— Да, тут я ратовал с разбойниками, тут они меня волоком из кареты вытащили, во-он к той сосне вервием привязали.
Петр приказал всем оставаться на местах, а сам, низко наклонившись к земле, внимательно разглядывал оставленные неравной битвой следы. Поскольку незадолго до тех печальных событий, как помнит читатель, прошел сильный дождь, а затем все время было сухо, земля четко сохранила картину происшедшего.
Осторожно ступая длинными ногами, государь проделал весь путь до сосны, осмотрел песчаную почву и вернулся к дороге. Сказал:
— Господин Рокентин, вы вчера в этих сапогах были?
Тот удивился:
— Конечно, а сей кафтан, что на мне, нынче из дому Нина принесла.
— Коли так, то ваши следы, мне очевидно, вот эти? Приложите сюда стопу, точно, подходит. Вот еще следы одни — вашего сообщника по преступлению…
Задохнулся Рокентин, возмутился:
— Государь, мое достоинство и честь не следует оскорблять даже великому монарху! О каком таком «сообщнике» вы речете?
— О том самом, с которым ты спокойно сошел с кареты. Мирно беседуя, ибо никаких признаков борьбы вокруг нет, вы дошли до облюбованной вами сосны. Тут ты, Рокентин, спокойно докурил трубку, вытряс пепел о дерево, прижал его каблуком к земле и затем уж дал себя привязать. И никаких троих в бархатных кафтанах и треугольником загнутых шляпах в помине не было. И тем более никто землю тростью не дырявил. Это все, Рокентин, твои выдумки. А сообщником твоим была блудная сожительница Нина Севож. — Он повернулся к карете, возвысил голос: — Эй, девица, иди сюда… Это твой ведь след возле сосны? Совсем маленький, вельми изящный.
