— Я просто поражаюсь, до чего хорошо они сохранились! И обратите внимание, Екатерина Романовна, ка кие красивые лица. А ведь некогда жили, улыбались, любили…
Дашкова задумчиво сказала:
— Наверняка с этими персонами связана какая-то страшная история.
— Я тоже так думаю, — согласилась императрица. — Как жаль будет, ежели мы в сию тайну не проникнем.
Наконец, белым фуляровым платком утирая круглое, доброе лицо, появился запыхавшийся Штелин. Едва взглянув на сосуды, сразу же сказал:
— Зрите сюда, государыня! На основании банок гравировка: для женской головы — «Марта 14, года 1719», а для мужской — «Ноября 16, года 1724». Сии головы принадлежали, быть может, самым красивым и знаменитым людям эпохи Петра Великого. Оба поначалу были обла сканы судьбой и оба кончили на эшафоте.
Государыня нетерпеливо спросила:
— Яков Яковлевич, не томите: так кто они? И почему все-таки в петровской Кунсткамере?
— О, милостивая государыня, сей разговор вельми долгий.
— Мы готовы слушать! Сейчас нам принесут вино и фрукты, а мы уже превратились в само внимание.
Собрание уродов
Екатерина Великая удобно устроилась на бархатной козетке, с очаровательной простотой усадив рядом с собой Дашкову. Штелину лакей подал глубокое кресло. Тот, смакуя рубиновый шато-лафит, неторопливо начал:
— Петр Великий, всячески ратуя о развитии наук в России, в январе тысяча семьсот двадцать четвертого года подписал указ об образовании Академии. По ходатайству Блументроста, будущего президента ее и лейб-медикуса, отпустил денег на ежегодное содержание оной без малого двадцать пять тысяч.
И в ведение Академии перешла существовавшая уже Кунсткамера. В сей музеум вносились самые невероятные и курьезные предметы, скажем, павших слона и льва — для изготовления их чучел.
— Ах, какие еще диковинки? — полюбопытствовала Дашкова.
— Ну, скажем, в банке и по сей день хранится младенец с рыбьим хвостом, родившийся в Москве на Тверской. Или такое, чему особенно поражался великий преобразователь, — собачонка, которую родила шестидесятилетняя баба. Государь решил, что баба занималась содомией, и приказал живьем закопать ее в землю.
Екатерина с возмущением покачала головой:
— Неужто живую? Сколь много дикости было в древности! Но вы, сударь, продолжайте.
— Перечислять разных уродов можно долго. Упомяну лишь про несчастного, вывезенного из Сибири. Его почтили особенно — и не случайно — предоставили отдельный кабинет. Сей мужчина — простите за необходимую подробность! — родился без нормального полового органа.
— Что, живой экземпляр? — ужаснулась императрица.
— Совершенно верно, ваше императорское величество. На причинном месте у него был некий грибообразный нарост, похожий на коровье вымя (в библиотеке Академии хранится гравюра). Посреди торчал какой-то кусок мяса, откуда постоянно выходила, с позволения сказать, густая моча. Все это было в высшей степени отвратительно. Сему экспонату разрешалось развлечение — рубить дрова для дворцовой кухни. Мне рассказывали очевидцы, что экспонат на коленях многажды умолял Петра Алексеевича отпустить его домой и не мучить, но государь ответил: «Не смей подобными просьбами меня утруждать, ибо желание твое ведет к оскудению Кунсткамеры». Всего более сотни уродов собрал государь — живых, а более того — мертвых.
— То, что Петр Великий тщательно и многосторонне обогащал коллекцию курьезов, сие нам известно. Но мертвые головы тут при чем?
— Ваше императорское величество, повторюсь: ведь это не просто головы каких-то смердов. Это были головы особ значительных. Сегодня я расскажу про голову женскую… Она принадлежит знаменитой леди Гамильтон.
Государевы перемены
Штелин, рассказчик искусный, начал:
— Гамильтоны принадлежат к числу древнейших родов шотландских и датских. Один из их представителей обосновался в России еще при Иоанне Васильевиче. Ближний боярин Алексея Михайловича — Артамон Матвеев — был женат на Гамильтон. Представители сей знатной фамилии чрез Матвеева имели богатые связи. Та Гамильтон, о которой я реку, была племянницей Матвеева и носила имя Мария. Ее отец, по моим сведениям, был полковым командиром.
Где-то в семьсот тринадцатом году леди Гамильтон появилась возле государыни Екатерины в качестве прислужницы. Была она красоты удивительной. Известно, что государь Петр Алексеевич любил женскую прелесть. Так что не стоит удивляться: Гамильтон вскоре оказалась среди его фавориток. Судя по всему, страсть государя была к сей девице велика. Гамильтон стала пользоваться при дворе большим значением, заимела нескольких горничных. Подобно государыне Екатерине, она испытывала настоящую страсть к нарядам и дорогим украшениям. Доходило до того, что Гамильтон пользовалась вещами самой государыни.
Нравы при дворе были совсем нестрогими, скорей наоборот — весьма распущенными, любострастие дошло до пределов бесстыдства.
Часто оставляемая государем, пока тот занимался переменами, к тому же не шибко баловавшим свою избранницу подношениями (царь был вельми скуповат), леди Гамильтон нуждалась в роскоши. За ней волочились многие. Девица начала дарить свою благосклонность, порой не разбирая чинов, званий и возрастов своих любовников.
И вот, на свое несчастье, Гамильтон завела себе нового любовника — государева денщика Ивана Орлова. Собой он был весьма пригож, а ум имел простоватый. Вопреки его дикости и малообразованности, Гамильтон полюбила его. Судьба не разлучала их. Двадцать седьмого января тысяча семьсот шестнадцатого года в свите государя и государыни возлюбленные отправились за границу.
Тут возлюбленные порой жестоко бранились, не стесняясь людей, как самые последние простолюдины, и так же, почти не таясь, мирились в страстных ласках. Но несчастье уже близилось.
…Екатерина Алексеевна обратила внимание на камергера, давно переминавшегося с ноги на ногу посреди зала в позе ожидающего человека. Она недовольно спросила:
— Чего ты хочешь?
Тот с поклоном произнес:
— Ваше величество, супруга принца Вюртембергского Зельмира ждет назначенной вами аудиенции.
Екатерина с сожалением посмотрела на Штелина:
— Самые большие невольники — это самодержцы: они принадлежат всем и почти никогда — себе. Я надеюсь, Яков Яковлевич, услыхать окончание вашего увлекательного рассказа вечером. Жду вас после чая.
Зазорные младенцы
В вечерний час, держа под мышкой книги и бумаги, Штелин появился у императрицы. Та сидела на розовой козетке, держа на коленях рыжую левретку, и что-то горячо обсуждала с Дашковой. При виде Штелина сказала:
— Коли человек желает быть несчастным, ему обязательно надо вступить в брачный союз. Сегодня я имела встречу с Зельмирой, милое юное существо, а вся в синяках и кровоподтеках.
