— Узнаёшь?
Екатерина равнодушно глянула в мертвые глаза фаворита, кисло сморщилась:
— Жаль, что разврат придворных достиг такой степени!
Петр фыркнул, но ничего не сказал.
Лишь всходя по ступеням Зимнего дворца, с грустной усмешкой молвил:
— Обаче, слыхал я: некоторые особы языком плюскали, мол, Монс самый рафленый среди всех придворных. Желая сим дурам радость доставить, прикажу Монсову голову спиртом в банке залить и в Кунсткамере на виду поставить. Пусть себе зрят, утешаются!
* * *
Совсем немного не дожил Виллим Монс до своего настоящего триумфа. История ведает немало примеров того, как из грязи попадают в князи. То и мы видели.
Расплата
Истошный вопль огласил Летний дворец, вырвался из окон спальни, прокатился по водам Невы. Рослый Паульсон всей своей грузной силой налег на плечи государя, с трудом удерживая его. Николас Бидло коротко бросил служке: «Влей Петру Алексеевичу в глотку еще стакан водки!» Государь неимоверными усилиями приподнялся на узком ложе, хрипло надорвался: «Стража, на помощь! Всех, всех изменников… кровожадных… ax, нетерпимо мне!.. казню!»
Именины
Желтоватый спокойный свет закатного солнца освещал золотистые кроны деревьев Летнего сада. Здесь прямо под открытым небом шумел веселый пир. Речи многочисленных гостей сделались хмельными, неумеренно льстивыми. На Неве то и дело воздух сотрясала пушечная пальба. Праздновали день ангела Петра Алексеевича.
На обширном месте возле сада, выпячивая богатырские груди в золотых позументах, выстроились гвардейцы Преображенского и Семеновского полков.
Шестеро гвардейских же гренадер, немало натуживаясь, тащили попарно на коротких шестах громадные чаны с вином и пивом. За ними, по-журавлиному вытягивая ноги, в темно-зеленых коротких кафтанах вышагивали майоры. Они угощали каждого, без пропуска:
— Ну-ка, братец, отведай за именинный день и за здравие полковника-государя!
И подавали чаши, наполненные с верхом.
Тут подоспел и сам государь. Он обходил строй, многих называл по имени, ни с кого нынче не взыскивал, но угощал из собственных рук.
— Серега Богатырев? Ax, земляк ты мой дорогой… Ловко ты из Ништадта трактат мне доставил. Говорят, Нептун хотел вас в свое царство утащить? А медаль, что тебе презентовал, в карты еще не проиграл? Смотри у меня. А твои подвиги еще с девятого года помню. Совсем малец был, а косил под Полтавой шведов, что мужик траву луговую. Сказывают, что когда тебя Карл увидал, так со страху в порты напустил. Ха-ха! Прими Ивашку Хмельницкого, испей до дна и спаси тебя Бог за преданность. Да мимо рта не пронеси, а я с тобою тоже чашу приму! И давай, гвардеец семеновский, тебя устне по целую. Вот так-то! Служи верно, а я, государь, службу твою николе не забуду.
В ответ раскатывалось дружное «Ур-ра!» и вновь сотрясали эфир пушечные выстрелы.
Обольщение
Нагрузившись вином сильнее обычного, поддерживаемый под локоть Меншиковым, государь с Царицыного луга вернулся в сад. У Большого фонтана, для коего вода накачивалась водовзводным колесом из речки, почему та и стала называться Фонтанкой, расположилась государыня с приближенными людьми.
Тут же на открытой галерее сладкозвучно играл итальянский оркестр. Кавалеры в завитых париках, густо посыпанных пудрой, галантно склоняли головы, приглашая избранницу к танцу. Свирепели мужья, ревниво поглядывали за своими дочками мамаши и папаши, люто ненавидя новые порядки и главную их «гнусность бесовскую» — ассамблеи. Тайком вздыхали: «Какая порча нравов, одна малакия развратная!»
Уклониться от ассамблеи — навлечь гнев государев, а в гневе тот страшен был, мог и порке публичной предать, самого живота и имения лишить.
Вот хоть и скрипели зубами, а шли на сии развлечения и вынужденно в своем дому принимали.
Девицы, страшно смущаясь, но всем сердцем любя ассамблеи, вспыхивали в ответ на приглашение к танцу, словно зори яркие, так что даже беспощадно наложенные толстым слоем румяна не могли скрыть того. Зашуршав пышными, как бочки, фижмами, потупя взор, подавали кавалерам руку.
Руки обтягивали белые шелковые перчатки парижской работы — последней моды новшество.
Глава для любознательных
Бывают события вроде бы второстепенные, совсем пустяковые, по сравнению, скажем, с грандиозными баталиями или рытьем каналов, моря соединяющих. Но именно такие малозаметные дела порой оказывают на историческое развитие государства исключительное значение.
Так произошло и с петровскими ассамблеями.
До воцарения Петра домашняя жизнь русских людей была до одури скучна и однообразна. И если мужчины разнообразили свои дни пьяными пирами или охотой, то женщины жили в полном затворе, и это мало чем отличалось от настоящей неволи. Замкнутость женщины была такова, что даже в церковь ей муж или отец позволял ходить нечасто.
Известный исследователь русского быта С.Н. Шубинский еще в XIX веке писал: «Власть отца над дочерью и мужа над женою была почти безгранична. Невеста до дня свадьбы не знала и не видела своего жениха… Сидя в теремах, женщины шили и пряли и нисколько не участвовали в домашнем хозяйстве, не делили почти никаких удовольствий своих мужей и отцов. Единственными их развлечениями были песни сенных девушек, несвязанная болтовня шутих и дур, сказки мамок и россказни разных богомолок, странствовавших из одного боярского дома в другой за подачками».
Но вот любознательный Петр соприкоснулся с европейским образом жизни, с людьми Запада. Он был поражен первобытной дикостью нравов любезного Отечества. И посягнул на затхлые обычаи, складывавшиеся веками.
Указы, ломавшие этот быт, следовали один за другим. С трудом разбирая их, наши предки приходили в ужас, не верили собственным глазам: высшему классу общества повелевалось брить бороды или ежегодно платить за них сторублевую пеню. Предписывалось сложить в сундуки и предать забвению терлики, ферязи, опашни и летники, вместо которых носить: мужскому полу — камзолы и шляпы, а женскому — робы и фижмы. Боярские дети должны были становиться в ряды гвардейских полков простыми солдатами или ехать за море учиться у чужеземцев всяким наукам. Боярыни получили свободу выходить из теремов когда им вздумается. Боярышням, осужденным до того никогда не видеть женихов и знакомиться только уже с мужьями, разрешено смотреть на будущих спутников жизни раньше венчания. Им дано право выходить замуж по собственной склонности.
* * *
И теперь для самых любопытных — мало кому известный петровский регламент «О ассамблеях». Лишь один этот документ дает множество любопытных сведений о том, как жили наши милые предки.
«Ассамблея — слово французское, которое на русском языке одним словом выразить невозможно, обстоятельно сказать, вольное, в котором доме собрание или съезд делается не только для забавы, но и для дела, ибо тут можно друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, притом же и забава. А каким образом оные ассамблеи отправлять, определяется ниже сего пунктом, покамест в обычай не войдет.
