В том, что касается Британии и Франции, война завершилась подписанием в 1763 г. Парижского мирного договора, «одного из самых печальных, – пишет Моруа, – в истории Франции. Он положил конец французской империи и породил английскую». Это, должно быть, некоторое преувеличение, однако Франция потеряла Канаду («несколько акров снега», – усмехался Вольтер)
[110] вместе с островами в Карибском море, а также была вынуждена оставить восточную половину территории того, что тогда было Луизианой, – практически весь район от Миссисипи до Аппалачских гор.
5 января 1757 г. примерно в шесть часов вечера король Людовик XV, навестив свою дочь во дворце, возвращался в Большой Трианон, где тогда жил. Когда король проходил по мраморному внутреннему двору к своей карете, из темноты неожиданно выскочил молодой человек и ударил его ножом в бок. К счастью, стояла середина зимы, и Людовик был тепло одет; несколько слоев одежды, возможно, спасли ему жизнь. Несостоявшегося убийцу должным образом допрашивали, пытали и казнили на Гревской площади
[111]. По сути, это был относительно незначительный инцидент; рана, пусть и немного больше, чем «булавочный укол», как обозначил ее Вольтер, не давала причины для серьезных опасений. Сам король, похоже, был удивлен. «Зачем пытаться убить меня? – вопрошал он. – Я никому не сделал ничего плохого».
Однако он сделал много плохого народу Франции. Возможно, он не осознавал того факта, что сильно подвел французов. Людовик XV был слабым человеком (наверное, самым слабым из Бурбонов) и легко поддавался влиянию и своих любовниц, и других окружавших его людей. Кроме того, он был чрезвычайно ленив и всегда готов передать государственные дела в руки зачастую некомпетентных министров, пока сам занимался охотой или женщинами. Результатом стали проигранные войны, постоянные конфликты с Parlement и, вследствие непрерывных сражений, экономический застой. Последний период его правления отравляли бесконечные интриги довольно неприятных детей, особенно Аделаиды, старшей из его выживших дочерей, и дофина, который, правда, умер от туберкулеза в возрасте тридцати шести лет, за девять лет до кончины отца. Мадам Дюбарри, само собой, приносила Людовику некоторое утешение, но король старел, а она не могла заменить Помпадур. Весной 1774 г., во второй раз подхватив оспу, он немедленно удалил ее из своей постели и чтобы не заразить и чтобы оба получили отпущение грехов – бедной женщине было в чем покаяться. Людовик XV скончался 10 мая в Версале на шестьдесят пятом году жизни.
Поскольку его сын уже умер, корона перешла к внуку: три царствования охватили шесть поколений и полтора века. Людовику XVI было двадцать лет (в кои-то веки обошлось без регентства), но он, как мы знаем, трагическая фигура и удивительно непонятная. В нем совершенно отсутствовал шик. Он был небольшого роста, с вялым лицом, заметно полноватый, что неудивительно, учитывая его зверский аппетит
[112]. К тому же он относился к тем людям, на которых одежда, несмотря на все усилия лучших портных, всегда плохо сидит; говорят, что, ковыляя по дворцу, он выглядел скорее как крестьянин, а не как король. Его манеры тоже заслуживали сожаления: хотя хорошо знавшие его люди утверждали, что в глубине души он отзывчивый и добрый, в общении он был грубым и резким, даже вредным. «Я хочу, чтобы меня любили», – сказал он при вступлении на трон, но, похоже, ничего для этого не предпринимал. Конечно, ему не хватало стиля, но он не был глупым: еще мальчиком Людовик бегло говорил по-английски и по-итальянски, страстно увлекался астрономией. К тому же, что гораздо удивительнее, он искусно слесарил. Он был набожным и целомудренным, а после его деда – это приятная перемена. Политика, однако, вызывала у него скуку, что, наверное, объясняет его почти патологическую нерешительность в политических делах.
16 мая 1770 г., когда Людовику исполнилось шестнадцать, он женился на пятнадцатой из шестнадцати детей императрицы Марии Терезии. Четырнадцатилетнюю эрцгерцогиню звали Мария Антония, но она более известна нам по французской версии ее имени – Мария-Антуанетта. Родители эрцгерцогини мало заботились о ее образовании, однако Мария-Антуанетта по уму заметно превосходила своего мужа. А при ее голубых глазах, густых светлых волосах и безупречном цвете лица она обладала всеми качествами любимой принцессы. Но, увы, она была австрийкой, а для французского народа Австрия – всегда то, от чего стоит ждать беды. Брак с L’Autrichienne (австриячкой) вызывал полное отторжение еще до того, как его заключили.
Людовику она тоже не очень нравилась. Подобно Людовику XIII, он боялся женщин. Его угрюмый, чрезмерно религиозный отец регулярно указывал на бесчисленных любовниц его деда Людовика XV как на наглядный пример порочности, которой нужно избегать любой ценой, и мальчик принял этот совет близко к сердцу. Людовик XVI познакомился со своей невестой всего за два дня до свадьбы, когда встречал ее у леса в Компьене. Через два дня они венчались в Версале, но традиционная брачная ночь закончилась общим смущением: несмотря на щедрое обрызгивание простыней святой водой, Людовик сразу же заснул. Успешного вступления в супружеские отношения не происходило еще семь лет, и за это время репутация обеих сторон понесла существенный ущерб. Начали появляться памфлеты, в которых говорилось, что ее величество теперь ищет удовольствий на стороне, причем и с мужчинами, и женщинами. Отношения Марии-Антуанетты с ближайшей подругой, овдовевшей принцессой де Ламбаль, описывались словами почти беспрецедентной непристойности, хотя принцессу (она была настолько впечатлительной, что однажды упала без чувств, увидев на картине омара), говорят, пасквили задевали гораздо сильнее, чем королеву.
Но дети в конце концов появились: первый прямо перед Рождеством 1778 г., через восемь лет после свадьбы. Особое ликование было в 1781 г., когда долгожданного дофина наконец показали публике. Королева объявила себя совершенно счастливой, но, будучи полной жизненной энергии и не имея интеллектуальных развлечений, угрожающе быстро впадала в тоску. Дворцовый этикет совершенно выводил ее из себя. Да и жизнь с Людовиком давалась нелегко. «Вы знаете, – несколько нелояльно писала она жене австрийского посла, – с каким человеком мне приходится иметь дело? Когда кажется, что вы его уже убедили, под влиянием единственного слова, любого возражения он сразу меняет мнение, даже не осознавая этого». В защиту Людовика следует сказать, что он находился на распутье: разрывался между старой консервативной традицией, в которой его воспитали (великодушная отеческая монархия с аристократией наверху, а под ней церковь и древняя конституция), и новыми философскими идеями, которые он, наверное, не полностью одобрял, но не сомневался, что будущее за ними. Соответственно, хотя первый кабинет Людовика возглавил граф де Морепа (остроумный ветреный циник, в двадцать два года ставший государственным секретарем по делам военно-морского флота, но потом попавший в опалу за написание едкой эпиграммы на мадам де Помпадур), в него также вошел один из выдающихся государственных деятелей XVIII в. Анн Робер Жак Тюрго, вскоре занявший пост генерального контролера финансов. Тюрго был человеком, с которым нужно считаться: экономист, философ и писатель, чьи работы читаются по сей день. «Никакого банкротства, – предостерегал он короля, – никакого повышения налогов, никаких займов». Расходы он решил сокращать по всем статьям: «Я буду бороться с добротой и щедростью, присущими Вашему Величеству и всем людям, дорогим Господу». При этом как честный человек он сократил и собственное жалованье с 142 000 ливров до 82 000. Свою экономическую концепцию Тюрго изложил в эссе «Размышления о создании и распределении богатств» (Réflexions sur la formation et la distribution des richesses). «Я только что прочел шедевр месье Тюрго, – писал Вольтер, – похоже, мы обрели и новые небеса, и новую землю».
