Подразделения Национальной гвардии уже два дня протестовали там по поводу предполагаемых планов правительства их разоружить, а 26 февраля они устроили массовую демонстрацию, которая продолжалась с десяти часов утра до шести вечера. В демонстрации принимали участие примерно 300 000 парижан, в какой-то момент гвардейцы присвоили около 200 государственных пушек и затащили их на Монмартр. Обстановка и так уже была очень напряженной, а захват пушек показался дальнейшим агрессивным шагом. В течение нескольких часов баланс сил в Париже резко изменился. 8 марта Тьер приказал армии (в которой только одна часть получила разрешение оставить оружие) вернуть орудия. Национальная гвардия оказала сопротивление – и наступил хаос. Лошадей, необходимых для перемещения пушек, не было. Армию вскоре окружили толпы враждебно настроенных людей. Командовавшего войсками генерала Клода Леконта захватили мятежные гвардейцы и отволокли в свое местное отделение на улице Розье, 6, где позже его забили до потери сознания и застрелили в спину.
В отличие от армии Национальную гвардию не разоружили, чтобы, как ни парадоксально, она была достаточно оснащена для поддержания порядка в Париже. На бумаге теперь в ней состояло почти 400 000 человек (хотя фактически было значительно меньше), и в середине февраля они начали брать власть в свои руки. 15 марта Коммуна, как ее назвали, создала Центральный комитет, который в первую очередь отказался признавать власть генерала, недавно назначенного Тьером на пост их командира, или военного губернатора Парижа. В тот же день, примерно в пять часов пополудни, другого генерала, Жака Леона Клемента Тома, заметили на улице в гражданской одежде. Хотя он уже был в отставке, его очень не любили, как и во время его службы, но вряд ли он заслуживал судьбы, которая его ожидала. Его тоже завели в небольшой садик на улице Розье и расстреляли. Расстрел произвела не должным образом организованная расстрельная команда, а неуправляемая группа гвардейцев, которая выпустила в него около сорока пуль. В этот момент появился Жорж Клемансо, выкрикивающий «Pas de sang, mes amis, pas de sang!» («Без кровопролития, друзья, без кровопролития!») – но было слишком поздно. Увидев тела двух генералов, он упал на землю и разрыдался.
В течение вечера и ночи Национальная гвардия постепенно брала город под свой контроль. Двадцать четыре часа спустя 20 000 гвардейцев разбили лагерь перед Парижской ратушей, над которой развевался красный флаг, а не триколор. Центральный комитет тем временем отправил делегацию мэров всех arrondissement (округов) города во главе с Клемансо на переговоры с Тьером в Версале. Они просили ни много ни мало, а особого независимого статуса для Парижа, практически позволяющего городу самостоятельно управлять своей жизнью. Между тем они снова ввели революционный календарь, отменили смертную казнь и воинскую повинность, а также приняли резолюцию о том, что членство в Парижской коммуне несовместимо с пребыванием в составе Национальной ассамблеи. Далее последуют и другие декреты, включая запрещение ночной работы в пекарнях (наверняка это не обрадовало французов) и освобождение от оплаты жилья за период осады.
Наверное, самый безжалостный закон касался церкви, которую Комитет открыто обвинил в «соучастии в преступлениях монархии». Закон провозгласил немедленное отделение церкви от государства, конфискацию выделенных ей государственных средств, захват собственности религиозных организаций и секуляризацию всех церковных школ. За последующие семь недель арестовали около двух сотен священников, монахов и монахинь, закрыли двадцать шесть церквей. Некоторые члены Национальной гвардии зашли так далеко, что устраивали глумливые религиозные шествия и показывали непристойные пародии на христианские богослужения.
Самой впечатляющей из акций Коммуны стал снос на Вандомской площади грандиозной колонны со статуей Наполеона, возведенной в 1806–1810 гг. в ознаменование победы при Аустерлице. Этого шага главным образом добивался известный художник Гюстав Курбе. «Поскольку, – писал он, – Вандомская колонна не имеет никакой художественной ценности и увековечивает имперскую династию, выражая идею войны и прошлых побед… гражданин Курбе желает, чтобы правительство Национальной обороны поручило ему демонтировать памятник».
Желание художника удовлетворили, и 16 мая около шести часов вечера колонну повалили на землю. Однако ликование Курбе оказалось скоротечным. Когда после поражения Парижской коммуны новое правительство приняло решение восстановить колонну, Курбе обязали оплатить все издержки, оцененные в 323 000 франков, взносами по 10 000 франков в год. Французское правительство конфисковало и распродало его картины, а сам художник отправился в добровольную ссылку в Швейцарию, где и провел остаток жизни.
В Версале тем временем Тьер разрабатывал план возвращения столицы под контроль и усердно работал над воссозданием новой надежной регулярной армии. К счастью, было большое количество вернувшихся военнопленных, которых освободили после заключения перемирия; кроме того, со всей Франции собирались и другие солдаты. В командующие новой армией он выбрал Патриса де Мак-Магона. Маршалу было шестьдесят три года, под Седаном он получил серьезное ранение, но к тому времени уже поправил здоровье. Всеми любимый и по-прежнему полный боевого духа, к середине мая 1871 г. Мак-Магон был готов, и 20 мая уже практически у городских стен его артиллерия открыла огонь по западным районам Парижа (некоторые снаряды почти долетали до площади Звезды). К четырем часам утра воскресенья 21 мая 60 000 солдат заняли районы Отёй и Пасси, и через два дня значительная часть центра города была в их руках. Communards имели проблемы либо с дисциплиной, либо с координацией действий, им недоставало належащего центрального командования, к тому же они решительно уступали в численности правительственным силам, поэтому не могли оказать им значимого сопротивления. Однако и последним не удалось быстро довести дело до конца: следующие семь дней стали известны как semaine sanglante — «кровавая неделя» – вследствие чудовищной жестокости, проявленной обеими сторонами. Так, взяв 23 мая Монмартр, правительственные солдаты захватили сорок два гвардейца вместе с несколькими женщинами, доставили в тот же дом на улице Розье, где казнили генералов Леконта и Клемента Тома и расстреляли всех пленных. На улице Руаяль солдаты овладели огромной баррикадой, окружавшей церковь Мадлен, и взяли в плен еще 300 человек, всех их постигла такая же судьба.
В тот же день Национальная гвардия начала поджигать общественные здания. Запылали десятки домов на улицах Фобур-Сент-Оноре, Сен-Флорантен и Риволи; на левом берегу пламя охватило улицы дю Бак и де Лилль, а также дворец Тюильри. Сгорела библиотека Ришельё в Лувре, остальную часть здания спасли героические действия работников музея и местных пожарных команд. Жюль Бержере, командир местных коммунаров, направил послание в Парижскую ратушу: «Только что исчезли последние следы королевской власти. Хотелось бы, чтобы то же самое произошло со всеми памятниками Парижа». Уже на следующий день от самой ратуши остался лишь обуглившийся остов. А казни между тем продолжались, гибло по сто человек в день, среди них и архиепископ Парижа Жорж Дарбуа. Вечером 25 мая Шарль Делеклюз, на тот момент руководитель Парижской коммуны, безоружным пошел к ближайшей баррикаде, поднялся на нее и встал перед солдатами. Его быстро застрелили, как он и хотел.
