Джон изучающе посмотрел на Доэни. Каково было его суждение сейчас?
Впервые за время их встречи Финтан заговорил глубоким, проникновенным голосом. Джон удивился, насколько мягким он оказался – по-настоящему бархатный.
– Давайте возьмем его с собой, – сказал Доэни. – Мне нужны его отпечатки пальцев. А еще мне нужен дантист, чтобы заглянуть в его рот.
Джон почувствовал, как в горле у него пересохло. Отпечатки пальцев и зубные карты! О'Нейл-Внутри корчился от страха. Какими свидетельствами располагает этот ирландский инквизитор? Ничего не было оставлено в коттедже. И дома, разумеется, тоже. А если нет? Там были пожары. Он слышал это в новостях, еще находясь во Франции.
С этого момента Джон позволил себе стать марионеткой, сконцентрировавшись на создании пустого выражения на лице – как будто бы скука. Или долгое страдание.
Первые полчаса в офисе Доэни прошли неважно. Ожидание… ожидание. Что покажут отпечатки пальцев? Как они произведут обследование его зубов? Внезапно зазвонил телефон. Финтан снял трубку с рычага, проговорив в нее лишь одно слово.
– Доэни.
Он выслушал говорящего и ответил:
– Спасибо. Нет… ничего больше.
«Настоящая шарада, – подумал Доэни, когда снова положил трубку на рычаг. – Этот Джон Гарреч О'Доннел не сломался». Он понимал теперь растерянность Херити. Что же было с этим Джоном О'Доннелом?
Доэни развернул свое кресло и выглянул в окно, выходящее на тюрьму Килмайнхам. Может быть, передать подозреваемого Кевину? Тюрьма была неспокойным местом, где люди погибали без видимых причин – в основном по чьей-либо прихоти. Нынешний режим только подтверждал такую репутацию. «Почему мы выбрали именно это место для правительственной резиденции, – спросил себя Доэни. – Жуткое место, памятник бесчисленным страданиям». Но он точно знал ответ: «Потому что оно достаточно мало и достаточно велико. Потому что расположено в Дублине. Потому что мы должны были снова собраться все вместе. Потому что нам нужен символ. И есть только одно обозначение для Килмайнхама – это символ».
– Ты говоришь, что работаешь в области молекулярной биологии? – спросил Доэни.
– Верно.
В течение примерно двадцати последующих минут Джон подвергся опросу относительно своих знаний, с особым упором на рекомбинацию ДНК. Доэни обнаружил значительные познания в данном предмете, но Джон вовремя чувствовал пределы, когда вопросы попадали в область умных догадок. Он легко определял те сферы, где его собственная эрудиция гораздо превосходила знания Доэни, особенно когда они подошли к промежуточному синтезу. Уловка заключалась в том, чтобы ограничивать полезные сведения, которые можно было бы почерпнуть из ответов.
Доэни откинулся в кресле, заложив руки за голову.
– Как ты думаешь, где ты добился наиболее значительных успехов?
– Моя микрометодика считается вполне неплохой.
– Это то, на чем ты специализировался в университете Вашингтона?
– Да, и некоторые другие вещи.
Приподняв голову, Доэни уставился на пустой стол перед собой.
– Ты имел дело с митотически активными малыми лимфоцитами?
– Разумеется.
Доэни придвинулся вперед, опершись локтями о стол и сложив руки перед собой.
– Я подозреваю, что ты более сведущ в данном вопросе, чем я. Однако у нас тоже есть несколько маленьких открытий.
Пульс у Джона участился. О'Нейл-Внутри встревожился.
– Мне было бы интересно узнать о ваших успехах, – заметил Джон.
– Я хочу предостеречь тебя относительно твоего подхода к чуме, – проговорил Доэни. – Как медицинский исследователь ты будешь иметь тенденцию к необъективности в области данной болезни. Чума обнаруживает особую подверженность этой ошибке.
Джон помедлил с ответом. «О чем говорит Доэни? Не старается ли он меня запутать? Неужели за все это время ирландцы не обнаружили ничего значительного?»
Не увидя реакции Джона, Доэни продолжал:
– Ты немедленно должен столкнуться лицом к лицу с абсолютным уничтожением. Для традиционного исследователя болезни это – вещи, идущие своим чередом. Жизнь продолжается, даже если для какого-то конкретного случая лекарство не было найдено.
Джон кивнул, но ничего не сказал.
– Мы ожидаем, что иммунитет будет развиваться, – объяснял Доэни. – Или же, как мы предполагаем, могут вмешаться другие естественные процессы. Но чума уничтожит человечество, пока мы будем искать решение.
В мозгу Джона послышался шепот О'Нейла-Внутри: «Они узнали о длительном периоде латентности».
Джону пришло на ум, что Доэни все еще прощупывает, хитро и тщательно, пытаясь найти О'Нейла. Когда он подумал об этом, то ощутил О'Нейла отстраненно, глубоко внутри. Доэни был более опасен, чем Херити. Что же случилось с Джозефом, мальчиком и священником?
– Карантин не будет длиться вечно, – изрек Доэни.
Джон почувствовал, что дыхание его стало прерывистым и частым. Он постарался дышать глубже, но испытал сильную боль в груди.
– Неужели ты упустил из виду тот факт, что мы можем столкнуться с проблемой, которую не сможем разрешить? – спросил Доэни.
Джон покачал головой.
– Решение… оно должно быть. – Он подумал о своих собственных словах. Ему никогда не казалось, что месть О'Нейла может привести к полному истреблению человечества. Каждая проблема должна быть разрешима! Он знал, как создавалась чума. Формула ее была в мозгу Джона, своего рода кинопленка, которую он по желанию мог прокручивать. Нет лекарства? Это безумие!
– Ты заметил, что мы в Ирландии уже не создаем каких-либо новых многообещающих мифов? – поинтересовался Доэни.
– Что? – слова Финтана отскакивали, как шарики для игры в пинг-понг, от сознания Джона. «О чем он говорит?»
– Остались только старые мифы о смерти и разрушении, – продолжил Доэни.
– Нам уже надлежит создать Литературу Отчаяния.
– Что вы хотите сказать…
– Что может быть большим доказательством полного поражения?
– Неужели вы сдались?
– Это не самое главное, Джон. Могу ли я называть тебя Джоном?
– Да, но… что…
– Признание полного поражения приводит к ужасным психическим расстройствам, Джон. Горькие, горькие последствия…
– Но вы сами только что сказали…
– Что мы должны будем проглотить горькую пилюлю.
Джон пристально посмотрел на Доэни. Может, он сумасшедший? Или вариант безумного священника на паперти?
– Что ты скажешь на это, Джон? – спросил Доэни.
