Она лежала на жестком холодном камне, царапавшем кожу. Женщина села, ощутила в сумраке движение. Под скудный свет вышел мужчина в униформе гвардии Совета, с сухим лицом ветерана. Но она различила настоящее лицо под маской, узнала насмешку пустых глаз.
— И как оно тебе? — спросил он.
Она подняла руки, пошевелили кистями, пальцами. Хорошие, сильные. Тонкие, изящно вылепленные руки, такие же ноги, стройные и сильные.
— Танцовщица? — спросила она.
— Нет. Ее отыскали еще в детстве. Она из северных горных племен. Там рождается больше Одаренных, чем где-либо еще в империи. Ее Дар могуч. Она повелевает ветром. Не сомневаюсь, ты найдешь применение ее Дару. Ее тренировали обращаться с ножом, мечом и луком с шести лет. Это меры на случай твоего неизбежного падения.
Она слегка разозлилась. Падение не было неизбежным — равно как и любовь. Такое искушение — позволить гневу затопить новое тело, проверить его способности на ухмыляющемся Посланнике. Но тут пришло другое ощущение. Потекла музыка, и течение было свирепым и сильным. Ее песнь вернулась!
В груди заклокотал смех, и она позволила ему вырваться наружу, запрокинула голову, расхохоталась во весь голос. И тут же пришла новая мысль, свирепая и ясная, полная радости.
Любимый, я знаю, ты меня видишь!
Френтис проснулся и вздрогнул. Тихонько заскулил спящий у ног Кусай. Рядом спал мастер Ренсиаль со странно отрешенной улыбкой на лице — вот уж человек, истинно удовлетворенный сном. Ренсиаль казался в своем уме, лишь когда дрался и спал. Френтис сел и застонал, потряс головой, чтобы прогнать кошмарный сон.
А сон ли? Разве можно поверить, что это был всего лишь ночной кошмар?
Френтис заставил себя выкинуть эту мысль из головы, натянул сапоги, взял меч и вышел из маленькой палатки, которую делил с мастером. Еще темно. Судя по высоте луны, еще часа два до рассвета. Люди вокруг спят в палатках — спасибо барону Бендерсу. Он выдал им такую чудесную роскошь после стольких изнурительных дней. Лагерь разбили на южном склоне высокого холма, на одном из пограничных нагорий Ренфаэля. Барон запретил разводить костры. Ни к чему указывать Дарнелу, сколько их.
«Шесть тысяч, — обведя взглядом лагерь, подумал Френтис. — Хватит ли, чтобы взять город с рыцарями Дарнела и дивизией воларцев?»
Хорошо хоть, теперь известно, сколько врагов. Несчастный Вендерс разоткровенничался перед смертью.
Из палатки поблизости донесся шепоток, тихое хихиканье. А, палатка Арендиля. Он там с госпожой Иллиан. Снова шепоток, уже настойчивей, и опять хихиканье.
Это надо прекратить, решил Френтис, но затем вспомнил, что Иллиан сказала накануне: «Я не ребенок».
«Они теряют юность ради моей чертовой мести, — подумал он. — А в Варинсхолде будет еще хуже».
Он вздохнул и отошел подальше, чтобы ничего не слышать.
Луны только половина, но небо ясное, хорошо видна земля внизу, за нагорьем. Там пока нет врагов. Интересно, явится ли Дарнел, когда прознает, что Бендерс поднял свой фьеф и теперь уже передал его сыну? Френтис сжал рукоять меча до боли в пальцах. Пришла жажда крови и ярость, и, как всегда, в памяти всплыл ее голос.
«Любимый, но ведь тебе нравится вкус крови?»
— Оставь меня, — пробормотал он по-воларски, стиснул зубы, заставил пальцы разжаться.
— А, брат, выучил новый язык? — спросили из темноты.
Френтис обернулся. Подошел высокий парень с узким симпатичным лицом, с кривой усмешкой. Именно она всколыхнула память.
— Брат Иверн?
Тот остановился в паре футов, смерил Френтиса удивленным взглядом.
— Когда брат Соллис мне рассказал, я подумал: шутит. Но ведь он-то и шутить не умеет.
Он шагнул вперед, крепко обнял Френтиса. А когда выпустил, Френтис сказал:
— Знаешь, орден пал. Других тоже больше нет…
— Я знаю. Мне уже рассказали твою историю. От Шестого ордена осталось чуть больше сотни братьев.
— Но аспект Арлин жив, — заметил Френтис. — Лизоблюд Дарнела подтвердил это, хотя и не смог сказать, где именно в Варинсхолде прячут аспекта.
— Эту загадку мы разгадаем, когда попадем туда, — заключил Иверн и сообщил: — У меня осталось где-то полфляги «Братнего друга». Хочешь, разделим?
Френтис никогда в особенности не любил фирменное пойло ордена. Оно притупляло чувства и реакцию. Потому он лишь чуть глотнул из вежливости и вернул фляжку Иверну, которому, похоже, на притупление реакции было наплевать. Он хлебнул изрядно и объявил:
— Я скажу тебе совершеннейшую правдивую правду: она поцеловала меня прямо в губы. Ну да, именно так, после опасного и, я бы сказал, теперь уже легендарного путешествия по стране лонаков. Я написал уже половину отчета об этом, чтобы включить в архив брата Каэниса, и тут пришли новости о вторжении. — Он скорбно улыбнулся. — Венец моей карьеры как брата ордена и тот померк на фоне исторических поворотов.
Иверн посмотрел брату в глаза:
— Мы многое слышали о тебе по пути на юг. Повсюду разносятся легенды о Красном брате. В некоторых говорится, что ты видел, как умерла принцесса.
Языки пламени лизали ее лицо, она кричала, сбивала пламя руками, волосы чернели…
— Я не видел, как она умерла, — сказал он и добавил про себя: «Зато я убил ее брата».
Он полностью рассказал обо всем брату Соллису накануне вечером, когда люди Красного брата впервые за несколько дней как следует поели. Некоторые от нечаянной радости так обессилели, что не могли поднести ложку ко рту. Соллис спокойно и молча выслушал все, его бледные глаза ни разу не сменили выражения, пока текла долгая история убийств и боли. Когда она закончилась, Соллис, как и аспект Греалин, строго велел не доверять ее никому, а вместо нее рассказывать то, во что верили люди Красного брата.
«Та же самая ложь», — донесся из памяти насмешливый женский голос.
— Значит, есть шанс, что она еще жива, — с надеждой выговорил Иверн.
— Я каждый день прошу Ушедших о том, чтобы это оказалось правдой.
— Лонаки не понимают, что значит «принцесса», потому они звали Лирну королевой, — снова отхлебнув, заметил Иверн. — И ведь оказались правы! Если б я был воларцем, то молился бы о ее смерти. Я не хотел бы сделаться мишенью ее мести.
«Мести? Или правосудия?» — подумал Френтис и посмотрел на свои руки, сломавшие шею королю.
Он вернулся к своим людям утром и обнаружил Давоку поучающей Иллиан. Та сидела, неестественно выпрямившись, бледная и растерянная.
— Нужно соблюдать осторожность, — скребя точильным камнем по лезвию копья, вещала Давока. — С распухшим пузом не повоюешь. Смотри, чтобы он кончал на твою ногу.
Когда Иллиан заметила Френтиса, то сделалась густо-пунцовой, вскочила и умчалась прочь, неловко, но быстро перебирая затекшими ногами. Она лишь неразборчиво пискнула в ответ на приветствие.
