— Там есть шанс пожить некоторое время, — ответил мужчина и внимательно, оценивающе посмотрел на Риву. Удивительно, но в его взгляде не было похоти и жестокости. — Меня зовут Варулек Товрин, — сказал он ей. — Я — управитель большой арены Волара и хозяин гарисаев по милостивому соизволению императрицы Эльверы.
Он отвернулся и подозвал пару красных. Рива заметила, что его руки от запястий до кончиков пальцев покрывает сложная татуировка, незнакомая по стилю, очень плотная и причудливая, гораздо сложнее, чем та, которую носила королевская лоначка. Сколько же часов мучений пришлось вытерпеть, чтобы нанести такую татуировку на живую плоть? Мужчина заметил ее взгляд и уж совершенно неожиданно посмотрел на нее с симпатией.
— Она желает видеть тебя, — сказал он.
Холодный воздух обдувал лицо, но не приносил облегчения. Подергиваясь от толчков каната, кабина быстро шла вверх. Сотня рабов внизу с проворством затаскивала Риву на вершину башни. По бокам Ривы стояли воины в красном, но они не мешали ей поворачиваться и смотреть на город. А тот раскинулся под ногами во всем роскошном великолепии — истинное чудо. По сравнению с ним Алльтор и Варинсхолд казались всего лишь кучкой убогих лачуг. Глядя на идеальную упорядоченность города, Рива нехотя призналась себе: это величайший из виденных ею примеров созидательного человеческого гения. Каждая улица, парк, проспект располагались строго в соответствии с планом и назначением, нигде лишнего изгиба. Но стены башен испещряли маленькие темные точки, и они говорили: Волар — огромная ложь, приятный на вид фасад, скрывающий смрадную яму.
Кабина остановилась у балкона в двадцати футах от вершины башни.
Юная, завораживающей красоты рабыня церемонно поклонилась Риве и повела ее в помещения. Красные пошли следом.
Внутри царил полумрак, рассеиваемый лишь стоящими там и тут масляными лампами. Разноцветные шелковые занавеси закрывали окна, сквозь них едва просачивался свет. Занавеси колыхались от ветра, гуляющего вокруг башни. Несмотря на сумрак и мелькание цветов и теней, Рива, приученная первым делом находить главную опасность, тут же отыскала взглядом императрицу.
Она сидела на табурете у маленького стола, одетая в простое белое платье, босые ноги опирались на мрамор пола — плоские пальцы, изогнутый свод. Ступня танцовщицы. В одной руке императрица держала натянутый на круглую рамку кусок ткани, в другой — иглу с ниткой. Лицо оставалось в тени, хорошо различался только элегантный профиль. Императрица, сосредоточившись, напряженно продевала иголку сквозь ткань. Дюжина рамок с тканью валялись на полу, все — с неуклюжими грубыми стежками. Некоторые рамки были поломаны, ткань в них разорвана. Интересно, почему рабыня не убрала их?
— Ты использовала мое имя, — не отрываясь от шитья, произнесла императрица.
Рива промолчала. Рядом испуганно всхлипнула рабыня. Рива посмотрела на нее. Бедняжка прямо дрожала от страха, от отчаянного желания предупредить, не допустить. Она едва заметно кивнула, в глазах стояла мольба. Риве захотелось сказать ей, что на милость тут рассчитывать нечего и осторожность ни к чему, — и поблагодарить за заботу.
— А, так ты нравишься Лиезе, — наконец посмотрев на Риву, сказала императрица.
Ее пальцы запутались в ткани, от воткнувшейся иглы расползалось багровое пятно. Если женщина и ощутила боль, то не подала виду, встала, подошла и одарила Риву искренней теплой улыбкой.
— Она очень уважает тебя, — приблизившись вплотную к месту, куда цепи позволили бы дотянуться Риве, заметила императрица.
Она была на пару дюймов выше Ривы, стройная, атлетически сложенная, с виду чуть за двадцать, но один взгляд на лицо — и становилось понятно, что глазами юной девушки смотрит немыслимо старое существо. И это существо, вне всяких сомнений, владеет Даром, отобранным у Ваэлина под Алльтором.
Женщина склонила голову и закрыла глаза, будто прислушивалась, улыбнулась и не без сожаления проговорила:
— Увы, твое чувство не взаимно. Ах, прости, милая Лиеза, но сердце нашей гостьи занято другой женщиной. Хотя, быть может, тебя утешит, что наша гостья испытала легкий позыв похоти при взгляде на тебя. Любовь владеет нашими сердцами, но тела всегда отданы похоти. Она — предатель, живущий в каждой душе.
Женщина открыла глаза и в растерянности нахмурилась:
— Я придумала это или прочитала в книге?
Она застыла в задумчивости, но иногда лицо болезненно дергалось, глаза рывками поворачивались, губы двигались, произносили неслышимые слова. Замешательство прервалось столь же внезапно, как и началось.
— Вышивка, — произнесла женщина и подняла рамку с неуклюжими стежками.
Ткань испещряли бурые пятна, пальцы императрицы были исколоты.
— Богатые женщины Миртеска славились умением вышивать, — сказала она. — Мой отец считал вышивку самым полезным занятием для юной леди хорошего рода. Но, увы, это не для меня. Своим талантом к вышивке я разочаровала отца в первый раз — но далеко не в последний.
Императрица посмотрела на ткань и вздохнула:
— Как думаешь, у меня получается лучше?
Она показала рамку Риве. Среди кровавых пятен та заметила сгусток красных и зеленых нитей, плотно сбившихся в то, что, с известными натяжками, походило на цветок.
— Слепая обезьяна и то справилась бы лучше, — сказала Рива.
Рабыня Лиеза помимо воли охнула, заморгала и потупилась, ужасаясь тому, что должно было произойти.
— Прекрати пищать, — раздраженно выговорила императрица. — Не бойся, у объекта твоего обожания впереди много занятных дней. Сколько именно — зависит от нее самой… Кстати, до меня дошли известия о том, что случилось в Алльторе. Несколько моих солдат пережили тамошние события и с большими трудностями, терпя невзгоды и лишения, добрались до Варинсхолда. Генерал Мирвек — человек весьма педантичный. Он тщательно собрал их показания, затем, конечно же, велел казнить выживших. В самом деле, к чему подрывать мораль рассказами про ведьму Алльтора, неуязвимую по воле своего бога, с мечом, способным резать сталь, с зачарованным, никогда не промахивающимся луком. Один бедняга даже утверждал, что самолично встречал ведьму. Он был без малого безумцем, но оставил подробное описание.
Рива вспомнила пленного, которого вытащили из реки после первого большого штурма, — дергающуюся пустоглазую человеческую развалину. Странно, но Рива пожалела о его смерти. Воларцы — монстры, но тот несчастный был не страшней изголодавшегося пса.
— Хм, Эльвера, — проговорила императрица. — Они украли мое имя и дали его тебе. Мне следовало бы разозлиться. Ты знаешь его смысл?
— Ведьма. Или волшебница.
— «Волшебница» — нелепое глупое слово. Волшебства не существует. Заклинания из древних книг и вонючие микстуры лишь портят пищеварение. Я всегда предпочитала «ведьму». Но смысл этого имени для людей, впервые давших его мне, слегка отличался от нынешнего. Те люди отождествляли силу с властью вне зависимости от природы силы, будь то оружие или мастерство, которое вы зовете Темным. «Эльвера» значит и «носительница власти». «Королева».
