Они пошли вдоль Солянки к Варинсхолду, цепочкой по берегу. Там было влажно и не поднималось предательское облако пыли. Для похода в стоки Френтис выбрал Давоку, Дергача и Тридцать Четвертого. Арендиль с Иллиан громко протестовали, оспаривали решение, но Давока сурово выбранила юную леди за капризность, а Бендерс отказался даже думать о том, чтобы выпустить внука из виду.
— Всегда будь рядом со мной, — сурово предупредил барон. — Если все пойдет как надо, еще до конца недели фьефу потребуется новый лорд.
После двух дней пути команда сделала привал в мелкой ложбине к югу от Солянки. До Варинсхолда оставалось рукой подать. Братья Соллиса обследовали местность вокруг — большей частью травянистые равнины и поля пепла на месте Урлиша. Братья вернулись с закатом и доложили, что воларцы больше не патрулируют равнину.
— Может, у них не осталось кавалерии для патрулей? — предположил Эрмунд. — Мы же перебили сотни их у отрога.
Люди улеглись, завернувшись в плащи. Было холодно, но костров не разводили, не хотели рисковать. Френтис остался наблюдать. Сам он решил не спать, как и в две предыдущие ночи, и ежеминутно боролся с изнеможением. Однажды он отключился прямо на ходу и, если бы не Давока, вывалился бы из седла. Лоначка сурово отчитала Френтиса и уговаривала поспать ночью. Он мотал головой. Ведь если сомкнешь глаза — обязательно явится та жуткая женщина.
— Брат, как думаете, завтра все кончится? — спросила Иллиан, присевшая в нескольких футах от Френтиса.
Она завернулась в плащ, взятый с мертвого воларца у отрога, и утонула в нем полностью — был виден лишь бледный овал лица.
«Такая юная и маленькая, — подумал Френтис. — И не поймешь, какая она на самом деле. Так никто не мог понять, кто же та женщина».
Разозлившись на себя за сравнение, Френтис отвернулся и шепотом спросил:
— Что кончится?
— Война, — подобравшись ближе, пояснила Иллиан. — Дергач говорит, она кончится всего-то за день. — Она грустно усмехнулась. — Дергач сказал, что на добычу купит себе дом терпимости.
— Миледи, я сомневаюсь, что в столице остался хоть один.
— Но мы-то справимся? Война закончится?
— Надеюсь, — ответил Френтис.
Странно, но девушка вдруг огорчилась и даже надулась, хотя такое в последнее время случалось все реже.
— И больше не будет рядом Горина. И Давоки. Арендиль уйдет править фьефом, Дергач — своим домом терпимости, а вы — в орден.
— А вы, миледи?
— Не знаю. Я понятия не имею, где живет мой отец — если его дом уцелел.
— А ваша мать?
— Когда я была маленькой, отец говорил мне, что моя мать умерла, — кисло ответила Иллиан. — А однажды я услышала болтовню служанок. Кажется, моя дорогая мамочка сбежала за море с капитаном, когда мне был всего годик. Отец выбросил из дома каждый клочок ее одежды и вообще все, напоминавшее о ней. Я не представляю, как она выглядела.
— Не все годятся на роль родителей, — заметил Френтис и подумал о своей семье, если ее вообще можно так назвать. — Какая бы судьба ни постигла вашего отца, его земли по праву — ваши. Я не сомневаюсь, что королева обязательно вернет вам земли и владения, как полагается.
— Вернет земли и владения, — задумчиво произнесла Иллиан и обвела взглядом поля пепла, голубовато-серебристые в лунном свете. — Разве это возможно сейчас? Столько всего разрушено. К тому же я не уверена, что хочу принять власть над руиной.
— Э-э, ведь вам, хм, нравится Арендиль, — осторожно высказался Френтис.
Она смущенно вздохнула.
— Да. Он такой милый. Думаю, когда-нибудь госпожа Алис найдет ему жену, привычную к светской болтовне с привилегированными болванами, красивым платьям и балам. Я к такому вряд ли когда-нибудь привыкну.
Она покопалась в складках плаща и вытащила арбалет, крепко сжала ложе.
— Я рождена для этого. Брат, я рождена для ордена.
Она говорила так серьезно.
Френтис не смог подобрать подходящие слова и не нашел ничего лучшего, как сказать:
— Но в Шестом ордене нет сестер.
— Почему нет?
— Просто нет. И никогда не было.
— Потому что воюют лишь мужчины, да? А как же она? — спросила Иллиан и кивнула в сторону Давоки. — И я?
Он потупился, поерзал.
— Состав орденов предписан Верой, — наконец произнес он. — Нельзя ломать предписания Веры.
— Можно, если вы поручитесь за меня. А в особенности — если поручится брат Соллис. Вы же сами говорили, теперь все изменилось.
— Иллиан, это глупое желание.
— Почему глупое?
Френтис разозлился. Ну что за наивная детская бестолковость! Он посмотрел ей в глаза и сурово спросил:
— Ты хочешь быть как я? Ты хоть представляешь, сколько и чего я наделал?
— Вы — непревзойденный воин и тот, кто спас мне жизнь.
От вида ее простодушного лица, от обожающего взгляда гнев улетучился сам собой.
— Я прорубил себе путь через полмира, чтобы вернуться сюда, — устало сказал Френтис. — Я пролил много крови. Очень. Когда наша королева вернется на трон, думаю, она воздаст мне должное. Сторицей.
— За что? За победу в войне?
Он покачал головой.
— Миледи, когда-то давно я потерял свой путь, как и вы, и просил о такой же милости того, кто потом возненавидел себя за согласие. На мне вина за эту ненависть — и за многое другое. Если хотите, обратитесь к брату Соллису. Он скажет то же самое.
— Это мы еще посмотрим, — прошептала она и обиженно замолчала, потом отложила арбалет, вытащила из колчана болт и принялась доводить его на маленьком точильном камне.
«Да, она больше не для балов и платьев», — подумал Френтис и сказал:
— Знаете, в южных джунглях Воларской империи живет зверь двенадцати футов высотой, покрытый шерстью, и выглядит он в точности как человек на ходулях.
— Да вы придумываете, — недоверчиво выдохнула Иллиан.
— Клянусь Верой, это правда. А в восточном океане живут акулы величиной с китов и полосатые от носа до хвоста.
— Про них я слышала, — хмурясь, подтвердила девушка. — Мой учитель показывал мне картинку.
— А я видел их своими глазами. Иллиан, в мире есть не только война. Прекрасного в нем не меньше, чем уродства. Пока у человека есть глаза — он может видеть красоту.
Она тихонько рассмеялась.
— Надеюсь, когда-нибудь и я найду своего капитана и отправлюсь за чудесами.
Френтис чувствовал, что смех ее неискренний, а шутка — натужная. Иллиан уже сделала выбор.
— Я тоже надеюсь.
Иллиан с тревогой посмотрела ему в глаза, нахмурилась. Ее юному лицу совсем не шла хмурая гримаса.
