— Я — владыка битв королевского войска, — напомнил Ваэлин. — И я не допущу насилия в отношении тех, кто не поднял оружия против нас.
Элера посмотрела на него и снова улыбнулась, но в ее глазах Ваэлин увидел то, чего никогда не замечал раньше: сожаление. «Я приняла тебя, когда ты родился», — однажды сказала она. Быть может, теперь она жалеет о том, что вытащила его на свет?
— Ваэлин, я поверю вашему слову, как верила всегда, — сказала аспект Элера. — Пятый орден объявляет о поддержке королевы.
Он попрощался с Ривой у Южных ворот, притянул к себе, поцеловал в макушку и был удивлен и обрадован, когда Рива крепко и нежно обняла его.
— Никаких сомнений? — спросил он. — Ты готова исполнить приказ королевы?
— Сомнений у меня хоть отбавляй. Но это как всегда. В Алльторе я видела достаточно, чтобы драться до последнего. Они не остановятся — и нам тоже нельзя.
— А твои люди? Они верят в это?
— Поверят, когда их Благословенная госпожа принесет им веру Отца, — мрачно и неохотно призналась Рива.
Она села на коня и уехала со свитой гвардейцев. А Ваэлин глядел вслед — и вдруг на него нахлынуло чувство потери, словно он может ее больше никогда не увидеть.
— Милорд!
Он обернулся и увидел королевскую фрейлину, высокую, темноглазую. Он не смог вспомнить ее имя.
— Королева просит вашего присутствия во дворце, — сообщила женщина и опасливо глянула налево.
Там, в полуразрушенной винной лавке, обосновалась компания Одаренных из Пределов. Рядом приводила себя в порядок пара королевских гвардейцев — очередные жертвы любви Лоркана к сюрпризам для не-Одаренных. Парень с преувеличенной искренностью извинялся и кланялся, Кара старалась не хихикать. Лоркан заметил Ваэлина, сконфуженно улыбнулся и поспешил в тенистый угол, где будто растворился в воздухе.
Фрейлина, прищурившись, смотрела в то место, где исчез Лоркан.
— Госпожа, простите меня, — сказал Ваэлин. — Мне кажется, я не знаю вашего имени.
— Орена, милорд. — Она поклонилась и добавила: — Милостью нашей королевы, я теперь леди Орена Аль-Вардриан.
— Вардриан? Из южного Хаэверсвейла?
— Оттуда родом моя бабушка, милорд.
Он хотел сказать, что, возможно, они — дальняя родня, но не стал, видя, как женщина смущена и напугана близостью Одаренных. Если уж Орене так неловко, не стоит затягивать разговор.
— Эти люди — наши союзники, — вместо того сказал Ваэлин и кивнул в сторону винной лавки. — Они ничем не угрожают вам.
— Милорд, королева ожидает вас, — нарочито спокойным и равнодушным голосом произнесла Орена и поклонилась.
Лирна осматривала неоконченный мраморный барельеф работы мастера Бенрила. Неподалеку стояла Давока с еще одной лоначкой, моложе и гораздо ниже ростом. При виде Ваэлина молодая лоначка выпрямилась, с любопытством и нетерпением уставилась на него, будто хотела что-то спросить.
— Милорд! — радостно приветствовала его королева. — Как прошел конклав?
Ваэлин не удивился ее осведомленности. Лирна унаследовала отцовский талант собирать знание и лучше отца умела использовать собранное.
— Вера хочет возродить былую мощь и, конечно же, всеми оставшимися силами поддерживает вас.
— А госпожа Рива?
— Ваше величество, она неустанно стремится исполнить вашу волю.
Лирна кивнула и снова принялась разглядывать барельеф. Хотя и неоконченный, он поражал живостью и реалистичностью фигур, точностью выражений и поз — даже больше, чем в других работах Бенрила. В лицах воларской солдатни и воинов Королевства были страх, растерянность, ярость людей, увидевших настоящий ужас войны.
— Ведь поразительно, — заметила Лирна. — И все же мастер Бенрил официально испросил позволения уничтожить свою работу.
— Несомненно, это — болезненная память о его рабстве.
— Но в будущем, возможно, нам понадобится напоминание о том, что подвигло нас на войну. Я хочу оставить барельеф как он есть. Если со временем настрой мастера смягчится, возможно, он закончит работу — конечно же, по своему вкусу и разумению.
Лирна махнула рукой лоначкам и, когда те подошли, представила младшую:
— Это Кираль из клана Черной Реки. Она привезла послание.
Ваэлин привел Кираль в отцовский дом, где устроил покои себе и сестре в наименее поврежденных комнатах. Алорнис ушла в порт — наверное, ей не терпелось нарисовать корабли, заполнившие гавань. Ваэлин с гостьей присели под дубом во дворе. Мощные ветви исполина были голыми. Наступала зима, и с каждым днем холодало все сильней.
— Ты очень хорошо говоришь на моем языке, — заметил владыка битв.
— Она знала его, и потому знаю я.
Он уже слышал историю Кираль от Лирны и едва мог поверить, что видит перед собой человека, чья душа была порабощена слугой Союзника, но успешно освобождена. А еще она носительница песни — это видно просто по ее лицу — и привезла послание. Ваэлина подспудно глодали и ревность, и стыд за нее.
— Она запомнила тебя. Ты отнял у нее добычу, и ненависть велика.
Он вспомнил шипящую, разъяренную сестру Хенну, прижатую к стене.
— У тебя ее память? — спросил он.
— Лишь часть. Она очень стара, хотя и моложе своих сестры и брата, и не столь смертоносна. Она в равной мере боится и ненавидит их. Мне достались от нее навыки целителя, приобретенные в Пятом ордене, ритуалы, которые проводила жрица на далеком юге Альпиранской империи, умение обращаться с ножом, принадлежавшее воларской рабыне, посланной умирать на потеху публике.
— Ты знаешь, когда Союзник впервые завладел ею?
— Ее ранние воспоминания — смесь страха и растерянности, а ярче всего там зрелище горящих хижин из соломы и глины. — Кираль помимо воли вздрогнула. — Затем видение пропадает, и она слышит его голос.
— И что он говорит? — спросил Ваэлин.
— Она всегда старалась спрятать эту память, предпочитала вспоминать века, заполненные убийствами и обманом.
— Я сочувствую тебе. Должно быть, это… это больно.
— Не слишком. Я вижу это во сне, — пожав плечами, сказала Кираль.
Она посмотрела на ветви большого дуба над головой и тихонько улыбнулась, показывая рукой на широкую развилку сука вблизи ствола.
— Вон там ты любил сидеть и глядеть, как отец ухаживает за лошадьми. — Улыбка вдруг угасла, и Кираль добавила хмуро: — Отец боялся тебя, хотя ты и не знал об этом.
Ваэлин смотрел на дуб и молчал. А ведь из детства запомнилась только радость возни с отцом, счастье и смех. Похоже, детские глаза видели больше, чем оставила память.
— У тебя сильная песнь, — сказал Ваэлин.
