— Мастер, если вы не против, давайте немного позже, — попросил Френтис.
Они отыскали еще шестерых подданных Королевства среди рабов. Все — моложе сорока лет и умелые ремесленники.
— Джеррин был колесником, — объяснила его жена.
Ее звали Лиссель, она была свечным мастером из Рансмилля и приехала в Варинсхолд по настоянию мужа.
— После войны в пустыне стало худо с деньгами, — рассказала она, — а он уверял, что в Варинсхолде мы заработаем состояние.
Она снова пронзительно рассмеялась, но заставила себя умолкнуть и с ненавистью посмотрела на хозяина виллы, прикованного там же, где висел ее муж. Тридцать Четвертый немного расспросил воларца, но пыточные умения оказались излишними: толстяк с готовностью выкладывал все.
— Он говорит про большое имение в двенадцати милях к востоку, — сообщил Тридцать Четвертый. — Тамошний хозяин — знаменитый конезаводчик и купил много рабов последнего привоза.
— А ближайший гарнизон? — спросил Френтис.
— В десяти милях к северу отсюда. Всего батальон варитаев, причем меньший по численности, чем положено. Похоже, в последнее время Совет сосредотачивает силы близ столицы.
— Ненадолго, — пообещал Френтис и взял кнут, найденный у надсмотрщика за рабами.
Тот бежал на удивление проворно для своих габаритов, но Кусай и Чернозубая были быстрее. Френтис уложил кнут на колени Лиссель.
— Госпожа, я оставляю это дело вам.
Френтис вышел со двора туда, где Дергач собирал рабов. Люди Королевства стояли поодаль от всех. Кое-кто уже держал в руках взятое у варитаев оружие и приветствовал Френтиса поклоном. Остальные четыре десятка пялились на Френтиса с безграничным ужасом. Несколько девочек не старше тринадцати лет жались друг к дружке и со страхом поглядывали на мужчин, окруживших их. Лишь один раб, подтянутый мужчина средних лет в чистой тускло-коричневой тунике, посмел глянуть в лицо Френтису и поморщился, когда со двора донесся хлопок кнута и дикий вопль. Похоже, Лиссель быстро училась ремеслу мести.
— Вы здесь домоправитель? — спросил Френтис у подтянутого мужчины.
Тот снова поморщился от крика и низко поклонился:
— Так точно, господин.
— Я не господин, и вы не раб мне. Как ваше имя?
— Текрав, гос… э-э, почтенный гражданин.
Френтис присмотрелся к лицу Текрава. А ведь умен, но пытается прикинуться послушным болваном.
— Вы ведь не всегда были рабом. Рожденным в рабстве не дают имен. Чем вы провинились?
— Я слишком любил играть в кости.
Со двора донесся в особенности пронзительный и долгий крик, сменившийся вереницей сумбурных угроз и просьб о снисхождении. Текрав сглотнул и изобразил улыбку.
— А еще я не любил платить долги.
— Каковы ваши умения?
— Я здесь бухгалтер и писец. Почтенный гражданин, если вам угодны мои таланты, я в вашем распоряжении.
— Со временем они понадобятся мне. Но вы вольны предоставить их либо нет, — сказал Френтис и затем громко проговорил: — По приказу королевы Лирны эти земли объявляются принадлежащими Объединенному Королевству. Все живущие здесь удостаиваются прав и привилегий, положенных свободным подданным короны.
Рабы по-прежнему стояли неподвижно и смотрели в землю. Только девчушки плотнее прижались друг к другу.
— Вы свободны, — объявил Френтис. — Идите и делайте что хотите. Но я готов приветствовать любого, кто изъявит желание присоединиться к моим братьям и сестрам.
Снова тишина, и даже Текрав посмотрел на него с изумлением.
— Брат, вы зря теряете время, — сказал бывший раб из Королевства, невысокий широкоплечий парень с пятнами ожогов на руках, какие бывают от работы в кузне. — У побитых собак и то больше силы духа, чем у этих.
Френтис оглядел воларцев еще раз и с трудом подавил разочарованный вздох. Увы, рабство — это не просто цепи. Оно связывает душу не меньше, чем тело.
— Мы уходим через час, — сообщил Френтис рабам. — Можете взять с виллы что хотите, но я бы не советовал задерживаться.
Варитай стоял на коленях, голый по пояс, и не выказывал и тени страха. На торсе вился узор шрамов, менее замысловатый, чем тот, что когда-то украшал грудь Френтиса, но похожий на шрамы Лекрана. Судя по всему, нанесший их не заботился ни о красоте, ни о самочувствии мучимого.
— Сколько? — откупоривая флакон, спросила Иллиан.
— Не больше капли, — внимательно глядя на солдата-раба, предупредил Френтис.
Иллиан отлила в крышечку немного жидкости.
— Варитаи слабее куритаев, — опасливо проговорил Лекран, стоящий за связанным солдатом с мечом наготове. — Он может погибнуть.
— Тогда на следующем попробуем меньшую дозу, — пожав плечами, ответил Френтис.
Он кивнул Иллиан, и она капнула на шрамы варитая. В отличие от Лекрана, тот не закричал. Вздернулась голова, вздулись жилы на шее, зубы заскрежетали так, будто вот-вот рассыплются в крошки, широко раскрылись глаза, зрачки сжались в точки, изо рта потекла слюна. Секундой позже варитай рухнул наземь, роняя пену с губ, забился в конвульсиях — впрочем, быстро слабеющих. Вскоре раб затих.
Френтис присел на корточки и пощупал пульс на шее. Тот едва ощущался.
— Он умирает, — вздохнув, сказал Френтис.
На него легла тень. Он поднял голову и увидел глядящего с неприкрытым отвращением Плетельщика. Френтис хотел подняться, но мелькнул кулак, врезался в челюсть и отправил его наземь.
Мир закрутился перед глазами, но Френтис расслышал шорох меча Иллиан, покидающего ножны. Мир остановился, и Френтис увидел стоящего на коленях Плетельщика. Тот приложил ладони к груди варитая и не обращал внимания на Иллиан, приставившую меч к затылку Одаренного.
— Оставь, — велел Френтис Иллиан, поднялся на ноги и махнул ей — мол, отойди.
Плетельщик некоторое время держал ладони на груди варитая, отрешенный, сосредоточенный, с полузакрытыми глазами, с беззвучно шепчущими губами. Иллиан сдавленно охнула: шрамы поблекли, стали рассасываться, и за минуты от них остались едва заметные бледные линии.
Наконец Плетельщик встал, а солдат испустил усталый вздох.
— Он немного поспит, — сообщил Плетельщик и, глядя на Френтиса, сурово произнес: — Свободу нельзя добыть жестокостью.
Тот потер подбородок. Во рту ощущался привкус крови. На лице наверняка образуется изрядный синяк.
— Ладно, — сказал Френтис. — В следующий раз я оставлю это тебе.
Погребальный костер для мужа Лиссель устроили во дворе виллы и обильно оросили сложенное дерево маслом перед тем, как сделать то же самое с виллой. Лиссель оставила владельца живым, хотя и окровавленным, изуродованным, почти обеспамятевшим. Он висел, обмякнув, на столбах, а в луже крови под его растопыренными ногами валялся маленький комок плоти. Лиссель вернула нож Иллиан, а Френтис подумал, что хозяин, скорее всего, смерть в огне примет с облегчением.
