Каменное сердце не болит,
И с разумом согласно в чём угодно.
Каменное сердце не горит.
Каменное сердце… ты свободно!
В тебя воткнуть кинжал может не каждый,
А в живое сердце – да легко!
Ты не знаешь страха, страсти, жажды…
Каменное сердце… ты мертво!
Каменное сердце ровно бьётся
Вшитым в мою плоть, в моей груди…
Каменное сердце не проснётся,
Ведь не прикажешь сердцу «Полюби!»…
Но коли невозможное случится,
И, наполняясь силою живой,
Вдруг каменное сердце пробудится —
Тогда навек, навек прощай покой!
Глава 1
Здравствуй, Право. Прощай, свобода…
Катя
Боль. Какое же многогранное, многоликое слово, хотя и кажется однозначным. Боль физическая, боль душевная – она следует за нами по пятам, на протяжении всей нашей жизни, нередко объявляясь в самый неожиданный момент. Иногда именно боль остаётся последним напоминанием о том, что мы всё ещё живы, иногда она проходит вскользь, едва коснувшись души или тела, а иногда… иногда она наполняет собою всё вокруг, каждую клеточку, каждую фибру, и сталкивает в пропасть такой отчаянной безысходности, что легче принять яд.
Боль… её так много внутри меня, вокруг меня, что я задыхаюсь. Горло, грудь горят огнём, как у больной, так, что хочется разорвать ногтями, вырвать сердце и выбросить – подальше, чтоб не чувствовать ничего… всю мелко трясёт, как припадочную, текут безостановочные слёзы. Сами собой сжимались руки, сминая нежную ткань простыни, стискивались зубы в попытке сдержать отчаянный вой, но самое страшное – я начинала ненавидеть себя с каждой новой секундой…
Чувство вины при определённых обстоятельствах может стать наихудшим из всех существующих. И пусть Лина не была мне кем-то действительно родным и близким, а просто подругой полузабытого детства, меня раздирало изнутри это чувство… чувство, будто именно я виновата в том, что с ней случилось.
Ведь всё это из-за меня. Я – та чёртова Избранная, на которой свет клином сошёлся, а она… она была всего лишь прикрытием. Ключом к одной из печатей-замков. Жертва… Да, я понимаю, что никогда не желала ей зла и ни за что на свете не допустила бы подобного, если бы догадалась чуть раньше, ну хотя бы на час, но… Я же чувствовала, что что-то не так, и с Вернером, и с его «ухаживаниями», да и со всей этой ситуацией в целом! Так нет же, как дура, предпочла всё это игнорировать, поверила в «сказку»… Хотела сказки?! Вот, получите и распишитесь. Теперь я вся из себя принцесса: Избранная, жена наследника престола! Смешно и горько, и… невыносимо.
В своей жизни я совершила столько ошибок, что не счесть. Но все они, даже самые неприятные, можно было исправить. И только теперь я понимаю, что именно эта возможность – исправлять ошибки – важнее всего. Теперь за эту возможность я отдала бы многое. А всё остальное кажется мишурой – такой до нелепости пёстрой, дешёвой и искусственной…
Мир снова стал таким, каким я его знала раньше: продажным, жестоким. Теперь все эти юные мечты, что успели зародиться, казались такой глупостью, несуразной, детской, бессмысленной… непростительной.
Всё смешалось. Боль от потери дома, неудачи, осознание того, что меня использовали вслепую и собственной никчёмности, вина за чужую жизнь, будто это мой грех… Лина, она всегда была как ребёнок: добрая, мечтательная, доверчивая, такая мягкая и ведомая, светлая, каких, верно, и нет больше – потому что из таких вьют верёвки, пускают в расход, пользуясь их бесконечной верой в то, что все вокруг – лучше, чем кажутся. И от этого ещё горше. Сердце леденело от осознания: вырвали душу, отдали на съедение какому-то камню… Не тело – душу!..
Наверное, мне впервые в жизни повезло, потому что хуже участи, чем то, что случилось с Линой, я пока даже представить себе не могу. Но легче от этого не становилось.
Я очнулась в огромной мягкой кровати, со всех сторон занавешенной балдахином, заваленной мягкими подушками, застеленной шёлковой постелью, и не могла даже пошевелиться незнамо сколько. Только слёзы жгли лицо и сотрясала мелкая дрожь.
Ужас, леденящий кровь, не отпускал и, верно, ещё долго не отпустит. Что мне теперь делать? Как быть? Кто я теперь? Титулованная рабыня, безвольное оружие в руках убийц, которых готова придушить собственными руками – да руки коротковаты?..
Вопросы расплющивали мою голову, по-хорошему бы встать, побежать куда-нибудь, выяснить хоть что-то, хоть что-нибудь сделать – и плевать на последствия… лишь бы не лежать вот так, безмолвным смиренным бревном, но не могу себя заставить. Желание жить никуда не делось, и я не понимаю, почему. Пути домой нет, да и там меня ждёт только мама, а здесь и вовсе нет никого, я – сломана, и впереди – только пустота. И всё-таки…
Кривая усмешка скривила сухие губы, а огонь в груди ожёг ещё сильнее. Возможно, я не смогу выбраться, и отомстить тем более, но я могу попытаться. В бою умирать, наверное, легче. да и почётнее…
Эта мысль, скользнувшая где-то на краю сознания, постепенно обретала кровь и плоть и заставила меня резко приподняться. Раскалывающаяся голова закружилась, напоминая о себе, но я почти ничего не чувствовала. Как лунатик, почти не осознавая своих действий, встала, ощущая босыми ногами холодные плиты пола, и, пошатываясь, будто в стельку пьяная, фурией понеслась к выходу, с неожиданной силой толкнув тяжеленную дверь.
Рядом послышался тихий лязг – то вытянулись струной два приставленных к двери стражника. А заметила я это только потому, что прямо передо мной, преграждая путь, возникла, присев в книксене, тучная опрятная женщина средних лет в тусклом безыскусном платье и в чепце.
– Светлой ночи, эстресс, – грудным голосом поприветствовала она, нарочно преграждая мне дорогу, – Вас не велено выпускать.
Не удержавшись, отчётливо скрипнула зубами. Под замок посадили, значит…
В душе бушевал такой безумный гнев, что я и скалу снести смогла бы.
– Попробуете остановить? – Зло оскалбилась я, стараясь выглядеть заправской злодейкой.
Такие трюки вообще не в моём духе: я просто сделала ставку на то, что император не донёс до подданых информацию о том, что силой Меллиара я не распоряжаюсь.
– А вы думаете, не сможем? – Хмыкнула женщина, – Интересно, почему бы это?
– Хотя бы потому, что я избранница Меллиара, и уж поверьте, сейчас мне жалко никого не будет, – Ещё более хищно «улыбнулась» я, – А так можно ограничиться тем, что я просто поговорю с мужем. – На последнем непривычном (а в данных обстоятельствах и неприятном) слове я даже запнулась.
