Несколько удельных князей даже подрались до самой смерти за право получить к себе в постель красавицу, но к победителю она не пошла, предпочитая отшучиваться от настойчивых предложений. Герда была другой веры, других правил, одевалась по другой моде и так мило коверкала русский язык, что не осталась незамеченной светлым князем.
Хотя, если честно, сначала она обратила внимание на молчаливого одноглазого Загорского, но тот отверг ещё, стоило Игорю лишь проявить интерес к даме. Герда лежала на смятых простынях, засунув руку себе между ног, и откровенно ласкала себя перед взором Игоря. Светлого князя злило показушничество любовницы, которая все время показывала ему, что она не удовлетворена, он из кожи вон лез, чтобы заслужить похвалу. Женщина выгнулась на кровати, увидев, что Игорь чуть привстал, чтобы наблюдать, как она удовлетворяет себя рукой. Заметив, что вид закрывает борт кровати, скользнула к краю, бесстыже расставив ноги широко, чтобы светлый князь не упустил ничего из вида, нагло смотрела ему в глаза и продолжала вводить в себя палец.
– А что мой светлый князь такой злой? – Рука ускорилась.
Игоря такие разговоры все время нервировали, все его внимание было сосредоточено там, где находилась рука, и ему совершенно не хотелось отвлекаться на политические темы. Рука перестала двигаться. Светлый князь раздражённо ответил:
– А то, что уже несколько месяцев моя жена находится у Загорского в плену!
Рука снова возобновила движение, и Игорь жадно всматривался.
– Но ведь она тебе пишет? Значит, все в порядке?
– Да, пишет, – процедил Игорь, замечая, что он скоро будет готов возобновить свои игрища. – То болезнь, то надо остаться помочь Софье. Они там безруки все, что ли?
Герда снова остановилась и теперь насовсем убрала руку.
– Неужели тебе плохо со мной?
– Что? О чем это ты? – Игорь снова был раздражён. – Она должна быть здесь и заниматься своими детьми, а этот Загорский!.. Да он вообще страх потерял! Посмел задерживать светлую княгиню у себя! Словно знает, шельмец…
– А я говорила тебе с самого начала, что ему нельзя доверять! – Герда встала и прошагала к князю, залезла на стол перед ним да раздвинула ноги.
– Так лучше? – невинно поинтересовалась она, наблюдая жаждущие глаза Игоря. Она схватилась за его голову и притянула лицо к себе. Теперь Игорю предоставлялась отличная возможность взять реванш. Он ласкал губами и пальцами и в этот раз не торопился первым получить удовлетворение.
С Гердой ему необходимо было меняться, открывать для себя новые горизонты. Женщина иногда была жестокой и надменной, ни одной бабе он не позволял бы проделывать с собой то, что позволял этой литовской красавице. Он иногда брал с собой телохранителя, чтобы тот разогревал ее, а затем выставлял прочь, чтобы завершить, справиться с ненасытностью этой литовки, но именно с ней он мог достигать несомненного всепоглощающего удовольствия.
Герда вскрикнула и выгнулась навстречу рукам князя, но Игорь мгновенно развернул женщину к себе спиной и вошёл, заставляя тело извиваться в судорогах. И где-то между раем и адом в дверь нервно постучали. Теперь светлый князь был удовлетворён, он довольно смотрел, как девушка приходит в себя.
– Войдите!
В комнату прошмыгнул телохранитель, с которым они иногда развлекались. Сегодня его услуги не потребовались, но Игорь ревностно отметил, с каким вожделением на раздетую женщину глянул его охранник.
– Чего надо?
– Донесение от князя Загорского.
– Что за донесение? – Все, связанное с Загорским, теперь вызывало безусловное раздражение. Сколько неприятностей может причинить один человек.
– Великий Хан подошёл к Пересеченской крепости, он просит вашей помощи.
Светлейший поднял голову и рассмеялся.
– Слышала, Герда?
– Да, мой князь!
– Попался Загорский! – И тут же снова развернулся к телохранителю. – Писчего ко мне, князю литовскому надобно извещение послать!
Глава шестьдесят третья
– Ко мне иди. – Великий хан вновь наслаждался любимой игрушкой. Теперь отношения стали жёстче.
Игрушка теперь владела собственным отрядом, слугами и шатрами. Хан одаривал, наказывал да ломал характер. Проверял Осинку всякий раз и гордился, когда та выходила с честью из его ловушек.
Люди в подчинении ценили северянку. Даже его мать опасливо отходила в сторону, злобно скрежеща зубами. Ханскую наложницу уважали даже его воины, чего до этого не случалось. Осинка бегло разговаривала на его языке, лучше разбиралась в политике.
Зима, что лютовала крепкими морозами, сдавала свои позиции. Степь готовилась ожить. Разминали свои кости и воины, доставали и точили сабли, в нетерпении бил копытом конь. Орда готовилась к новым победам да посматривала за спину, потому как вести приходили из Каракорума нехорошие, поднимали голову и объединялись недовольные великим ханом.
– Почему ты такая непокорная? – Хан спрашивал скорее сам себя, с удовольствием пропуская шёлковый волос Осинки между пальцами, вдыхал её аромат.
За зимой посевная, в лесах дичи становится меньше, а на речку люд теперь не посмеет дёргаться. Потому как встал перед Пересеченской крепостью великий хан. Но в не входил, наблюдал. Хотелось ему удивить Загорского, а больше попугать, чтобы неповадно было князькам в сговор друг с другом вступать. Наказать надобно было, но тут Осинка со своими просьбами. И не послушал бы другую или назло бы сделал, но эту хотелось порадовать…
– Что скажешь о Пересеченске?
– Запасы еды подходят к концу, – отчитывалась Осинка, – крепость можно брать…
Хан удовлетворительно хмыкнул.
– Ты крепость сама для меня возьмёшь?
Осинка зыркнула и тут же отвела глаза в пол, постаралась спрятать боль, но слишком явно та отразилась на её лице. Прятать эмоции становилось тяжелее, да и состояние ухудшалось с каждым днём, делая слабой.
Хан погладил её живот, девушка на эту ласку вздрогнула, вздрогнула от хозяйских прикосновений, а ещё от того, что не была уверена, что ребёнок, которого она носит, от великого хана. Понимала, что жить, возможно, осталось только до родов. После них не спасут ни доблесть, ни лесть, ни изворотливость.
Хана беременность наложницы не смущала, наоборот, он набрасывался на ее тело с жадностью, словно Осинка стала для него моложе и красивее. Гордился девушкой, выставлял перед другими ханами напоказ, а видимость тому была, что она первая из множества его жён да наложниц понесла от него. Ежели от него. Потому как ранее даже слухи по Орде ходили, что семя у хана проклятое и не несёт в себе жизни.
– Я не могу, Бикбей, мне тяжело на коне сидеть…
Хан поднял руку:
– Ты родишь великого воина мне! Ты сильная женщина, а если сын так слаб, то и миру такой слабак не нужен!
