– Мы знаем, что Поттер там лучший, – сказала она, – и мы не хотим, чтобы вы думали про нас, что мы чересчур эмоциональны и испуганы… – … но мы хотели бы наблюдать, – сказал Гарви. А про себя подумал: «Этому надменному хирургу следует понять, что нам известны наши юридические права».
– Понимаю, – сказал д-р Свенгаард. «Черт бы их побрал этих дураков!» – подумал он. Но он придал своему голосу успокаивающий ровный тон и сказал:
– Ваша забота – дело престижа, и я восхищаюсь им. Однако, последствия… Он оставил эти слова повиснувшими, напоминая им, что у нею тоже есть юридические права и что он может воспользоваться ими с их разрешения или без него и не будет нести ответственность за расстроенные чувства родителей. Общественный Закон 10927 был четок и прям. Родители могли воспользоваться правом наблюдения, но оно могло быть пресечено по указанию хирурга. У человеческой расы было спланированное будущее, которое исключало генетических монстров и случаи диких отклонений.
Гарви кивнул быстрым и выразительным движением. Он плотно взял жену за руку. Разные ужасные истории, живущие в народе, и официальные мифы смешались в его мозгу. Он видел Свенгаарда через призму этих историй и лишь отчасти запрещенной правящими кланами литературы, которой подпольно снабжали Киборги Родительский нелегальный центр: Стедмана и Мерка, Шекспира и Хаксли. Он был молод и смог пока что прочитать небольшую часть литературы, которая не могла рассеять все его предрассудки и заблуждения, посеянные официальным воспитанием.
Кивок Элизабет не был таким энергичным. Она знала, что должно быть здесь их главной заботой, все-таки, в этом чане находился ее сын.
– Вы уверены, – спросила она, намеренно бросая вызов Свенгаарду, – что там нет боли?
Границы народной глупости, ради которой и была создана атмосфера общественной безграмотности, вызвали у д-ра Свенгаарда лишь раздражение. Он знал, что должен закончить эту беседу быстро. То, что он мог бы сказать этим людям, продолжало настойчиво оставаться в памяти, мешая тому, что он должен был сказать им.
– Этот удобренный овум не имеет пока нервов, – сказал он, – Физический возраст его не более трех часов, рост его задерживается контролируемым распылением нитратов. Боль? Это понятие неприложимо к нему.
Д-р Свенгаард знал, что технические термины мало что говорят им, и произносятся лишь с целью подчеркнуть разницу между простыми родителями и подклеточным инженером.
– Догадываюсь, что с моей стороны это было довольно глупо, – сказала Лизбет, – Это… оно такое простое, еще даже не похожее по-настоящему на человека? – И она подала сигнал рукой Гарви:
– Ну какой же он простак! На нем все написано, как на ребенке.
Дождь отбивал тарантеллу на фоне небесного света. Д-р Свенгаард подождал, пока она закончится, а затем сказал:
– Конечно. А теперь давайте не будем делать ошибок, – А сам подумал, что наступил такой отличный момент, чтобы преподать этим дуракам премудрости для прочищения мозгов, – Вашему эмбриону меньше, чем три часа, но он уже содержит все основные ферменты, которые ему будут нужны, когда он полностью разовьется. Чрезвычайно сложный организм.
Гарви уставился на него с видом напускного ужаса перед величием, которому доступно понимание таких тайн, как формирование и регулирование жизни.
Лизбет взглянула на чан.
Два дня назад взятые у Гарви и у нее половые клетки были соединены в нем, переведены в плазменное состояние, прошли через ограниченное непрямое деление. В результате этого процесса – возник жизнеспособный эмбрион – не слишком распространенная вещь в их мире, где лишь избранное меньшинство было освобождено от контрацептивного газа, и ему было позволено иметь потомство, и даже среди них были редки случаи получения жизнеспособных эмбрионов. Не предполагалось, что она должна была понимать все тонкости этого процесса, а то, что она действительно понимала процесс, должно было скрываться во всех случаях. ОНИ – генетические оптимены Централа – сурово пресекали малейшую угрозу своему превосходству. И ОНИ считали, что знания в чужих руках, это самая большая угроза.
– Какой… большой… он сейчас? – спросила она.
– Десятая доля миллиметра в диаметре или меньше, – сказал д-р Свенгаард. Лицо его расслабилось в улыбку:
– Это морула, и в самом начале развития. Она еще даже не дошла бы до матки. Это та стадия, когда она самая восприимчивая для нас. Мы должны делать работу сейчас до образования трофобласта.
Дюраны в ужасе кивнули.
Д-р Свенгаард купался в их уважении. Он ощущал, как мозги их спотыкаются на плохо запоминаемых определениях из ограниченного школьного запаса, к которому они были допущены. В личных делах их было записано, что она библиотекарь детского сада, а он инструктор молодежи – для каждой из этих профессий не требовалось большого образования.
Гарви коснулся чана и отдернул руку назад. Хрустальная поверхность была на ощупь теплой, наполненной слабыми вибрациями. А также было постоянное трамп-трамп-трамп насоса. Он чувствовал преднамеренность этого раздражающего звука, читая реакцию, которой был обучен в подпольной школе, выраженную в слабых знаках, выдающих тайное в поведении Свенгаарда. Он обвел взглядом лабораторию – стеклянные трубки, квадратные серые шкафчики, блестящие углы и изгибы пластмассовых вездесущих индикаторов, как немигающие глаза. В комнате царил запах дезинфецирующих средств и экзотических химикалиев. Все в этой лаборатории несло в себе двойной смысл – функциональный и, одновременно, рассчитанный на внушение благоговейного страха не посвященным.
Лизбет сосредоточила внимание на одной бытовой черте этого места, которую она определила наверняка правильно – кафельную раковину с блестящими фасетами. Раковина была втиснута между двумя таинственными конструкциями из скрученного стекла и тускло-серой пластмассы.
Раковина беспокоила Лизбет. Она представляла собой место, куда выкидывали ненужное. Вы бросаете мусор в раковину для перемолки прежде, чем смыть в систему утилизации отходов. Любая малая частица могла попасть в раковину и затеряться.
Навсегда.
Любая.
– Меня не следует отговаривать от наблюдения, – сказала она.
«Черт возьми!» – подумал д-р Свенгаард. В ее голосе была хитрость. Та маленькая хитрость, которая выдает колебание. Оно никак не подходило к ее смелой внешности. Чрезмерная подчеркнутость готовности к материнству в ее фигуре… во всем остальном, касающемся ее, труд хирурга был вполне успешен.
– Наше дело заботиться как о вас, так и о вашем ребенке, – сказал д-р Свенгаард, – Правила… – Закон дает нам право, – сказал Гарви. И он дал сигнал Лизбет:
– Все идет более или менее так, как мы ожидали.
«Доверять такому болвану знать законы», – думал д-р Свенгаард. Он вздохнул. Статические данные говорили, что из ста тысяч родителей одна пара будет настаивать, несмотря на тонкое и не так уж тонкое давление. Однако, статистика и достоверный факт – два совершенно разных дела. Свенгаард отметил, как посмотрел на него Гарви. Формация этого мужчины сильно склонялась в сторону мужского протекционизма – очевидно, слишком сильно. Он не мог терпеть, когда у него на глазах перечат его жене. Несомненно, он отличный добытчик, идеальный муж, никогда не участвовал в оргиях стирильеных – явный лидер. Болван.
