– Я думал, воспоминания – самая ценная вещь у человека.
– Воспоминания греют, но они и сжигают, и сейчас я даже не могу определиться, что они делают более усердно. Ладно, уже поздно, я пойду спать, – Мария бросила мимолетный взгляд в окно, но всю местность покрывали уже привычные лиловые сумерки, и только небольшие часы на столике свидетельствовали о наступлении ночи.
Поднявшись на второй этаж, Кристин оказалась в узком сером коридоре, разделяемом лишь двумя невзрачными дверями: одни вели в крошечную спальню, другие – в ванную. Девушка зашла в комнату, и, обведя темные стены потухшим взглядом, безразлично опустилась на кровать. Рядом грудой лежала помятая одежда, осколки разбитого утром бокала в порывах истерики, вырванные страницы тайного дневника, где молодая женщина уже несколько недель описывала свои безнадежные чувства и рисунок, наброшенный простым карандашом. Мария особо не умела рисовать, но дрожащая рука хоть кое-как изобразила его лицо… Англичанка усмехнулась и плюхнулась на подушки: обычная комната девчонки-подростка, переживающей несчастную любовь. Она, в принципе, и была таким подростком, ведь, по сути, не исполнилось еще и семнадцати лет, но та беспечность, желание смеяться, жить, наслаждаться каждым днем, влюбляться, веселиться, давно прошла. Кристин закрыла глаза, и опять в мыслях восстали удушающие воспоминания. Девушка ожидала, что борьба с ними окончательно отберет сон, но усталость победила, и уже через несколько минут Мария погрузилась в шаткое царство Морфея.
В сердце словно вонзилась огненная стрела, а легкие накрыли черные крылья. Девушка дернулась: нет, боль не проходила, наоборот, от каждого движения бездна продолжала расширяться, отдаляя темнотой крошечный лучик света. Тишина… Кристин пыталась выбраться из нее, но только сильнее захлебывалась. Неожиданно что-то щелкнуло, и все заполнил дикий, отчаянный крик.
– Проснись! Проснись, умоляю! – вдруг рядом стали пролетать призрачные слова, возникшие из ниоткуда, и становившиеся через мгновения простым пеплом. Но одно слово задержалось, и подобно бабочке, опустилось на губы…
Молодая женщина распахнула глаза и поняла, что содрогается от рыданий, а Эйнджел тихо поглаживает ее по волосам, пытаясь успокоить: – Все хорошо, хорошо… Это только сон, страшный кошмар, не плач. Я рядом, рядом, и так будет всегда…
– Оставь меня одну, – почти беззвучно прошептала Кристин и уткнулась лицом в подушку, изо всех сил стараясь подавить вопли, бушующие внутри.
– Я принесу воды, – скрипнула дверь, а на ступенях раздались торопливые шаги. Шон, словно сумасшедший, бросился к крохотной невзрачной шкатулочке, где, сквозь прорези блеклой ткани, виднелся хрупкий флакон с бесцветной жидкостью. Парень дрожащей рукой развернул клочок бумаги: «Противоядие. Противоядие от боли, от страха, от страданий, от самого себя». Эйнджел отлично понимал, что подло отбирать у Марии память, лишать воспоминаний, но так будет лучше для всех. Еще немного, и девушка просто сойдет с ума, не выдержав всех испытаний, а это лекарство подарит ей новую, безмятежную жизнь, не запятнанную прошлым и не отягощенную будущим. К тому же, они будут вместе, всегда… Создадут семью, очаг, спокойствие и радость. И пусть Кристин не выполнит свое предназначение: спасти Маркеллина от смерти, она все же будет счастлива, а такие слова, как Англия, разбитое сердце и страшные ночные кошмары останутся за порогом их дома.
Глава 7
Молодой человек тихо вошел в комнату, до дрожи сжимая стакан, будто самую ценную реликвию в его жизни. Мария, с растрепанными по плечам волосами, с бледным лицом и покусанным губами, сидела на кровати, поджав под себя ноги и неспешно раскачиваясь из стороны в сторону. Казалось, девушка пребывает в каком-то своем мире, отгороженном от реальности каменными стенами отчаяния и боли.
– Выпей, это поможет успокоиться. Я добавил…травы, – молодая женщина взяла посудину и несколько мгновений молча смотрела в воду, словно пытаясь отыскать там отблески беспечности. Эйнджел напрягся, подобно струне: вот Кристин подносит стакан к губам, вот делает глоток, еще один… Англичанка издала тихий всхлип, а стеклянный сосуд с треском разбился о полы. Шон, подбежав к девушке, обхватил ее за плечи и взглянул в помутневшие глаза.
– Что…со мной?… Я…я…, – Мария судорожно втянула воздух.
– Тише, успокойся. Ты сейчас уснешь, а проснешься, когда все будет хорошо, – Эйнджел аккуратно уложил молодую женщину на подушки, и, убедившись, что она спит, лег рядом, прижав Кристин к себе. Шон улыбнулся собственным мыслям: она была здесь, сейчас, такая хрупкая, невинная, беззащитная, словно нежный ангел. Убаюканный прекрасными надеждами, молодой человек вскоре уснул, а проснулся от тихих стонов Кристин. Девушка неподвижно лежала, уставившись в потолок, потом перевала удивленный взгляд на улыбающегося Эйнджела: – Доброе утро, любимая, – наконец он смог ее так назвать, не опасаясь гнева, истерик, криков, зная, что отныне и вовек эта прелестная гурия будет его любимой…
– Где я? Кто…кто ты? – Мария испуганно вскочила с кровати.
– Не волнуйся, иди ко мне, – парень легонько приподнял подбородок собеседницы, взглянув в ее широко-распахнутые серые глаза с великолепным голубым оттенком: – Ты – Кристин-Мария, я – Эйнджел Шон, твой…муж. Две недели назад случилась страшная автокатастрофа, ты сломала запястье, получила тяжелое сотрясение мозга и потеряла память. Но ты не бойся, слышишь, никогда не бойся, – молодой человек провел ладонью по щеке Марии: – Я помогу тебе, и вместе мы создадим наш личный рай, гнездышко нашей любви.
– Я…я не чувствую… Я вообще ничего не чувствую: внутри словно пустота, а мысли скрыты за запертой дверью. Это так странно… Будто меня убили, и существует только тело, как оболочка.
– Не говори так. Ты жива, ты счастлива, ты любима, – Эйнджел оставил на губах Кристин легкий целомудренный поцелуй.
– Моя память вернется, ведь так? Я же когда-то все вспомню, да? – в глазах девушки скользнула невинная надежда, подобно птице со сломанным крылом. Шон не знал и не хотел знать ответ на вопрос избранницы, поскольку отлично понимал, что действие лекарства не вечно, и, рано или поздно, все опять будет так, как было, а значит, нужно ценить каждый миг здесь и сейчас.
– У тебя будет другая реальность, реальность, не запятнанная тяжелым прошлым, обидами, слезами. Считай, что ты вновь родилась, и перед тобой – целый мир возможностей. А сейчас идем, позавтракаешь, и погуляем по окрестностям, – парень с нежностью набросил на плечи англичанки теплый плед, словно она была маленькой замерзшей девочкой.
– Сейчас еще ночь? – Мария непонимающе взглянула на кусочек темного неба, виднеющийся из-за прорезей старой портьеры.
– На часах двадцать минут седьмого, значит, утро в самом разгаре, но на улице всегда царят сумерки, нет ни Солнца, ни Луны, поскольку ты в Бездне, в XXXV веке.
– Но если я всю жизнь провела в таких условиях, почему мне хочется тепла и света? – ничего не говоря, Эйнджел с робкой улыбкой взял Кристин за руку и вывел из комнаты. Нижние этажи тонули во мраке, крохотная свеча, стоявшая на почти отколовшемся подоконнике, каждую секунду вздрагивала от порывов ледяного ветра, сквозь разбитые окна в коридор проникал холодный сухой воздух, с потолка свисали огромные клубы паутины, усеянные немаленькими пауками. Это здание напоминало заброшенный дом, в который часто наведывались неприкаянные души зверски убитых жертв, а не человеческое жилище.
