Из уст меджампирши вырвался кратковременный стон, когда горячие губы парня скользнули по пульсирующему виску и опустились на шею. Потяжелевшая голова пошла кругом, тело обмякло, и если бы не крепкие руки спутника, Кристин просто бы упала. Ощутив под спиной рояль и поняв, что музыка вмиг прекратилась, до девушки, наконец, дошел смысл происходящего. Она уже собралась возразить, как уста Эйнджела впились в рот, а язык медленно проник вовнутрь, щекоча вспыхнувшие десна. Было слишком тепло, слишком уютно, слишком прекрасно, чтобы бунтовать, вырываться, кричать, сопротивляться. Проворные пальцы парня потянулись к меховой накидке возлюбленной, и, сбросив ее на пол, приступили к бретелькам платья. Легкий шелк скатился на бедра, обнажая идеальный плоский живот и напряженные груди, едва скрытые под тонкой сорочкой.
– Не надо…, – с трудом выдавила из себя Мария и уперлась руками в плечи Шона, не позволяя ему приблизиться еще ближе: – Нет… Прошу, опусти…
– Я хочу тебя, хочу! – прозвучало неистовое, утробное рычание, и за одну секунду хрупкая оборона девушки сломалась. Между ног скользнул предательский жар, остатки одежды разорванными клочьями полетели в стороны, и Кристин сама не заметила, как сползла на ковер, придавленная мускулистым телом Иного. Последнее, что промелькнуло в здравом разуме англичанки – затуманенные, глубокие глаза Маркеллина.
* * *
Мария не могла пошевелиться, вернее, не хотела этого, поскольку казалось, что сумасшедшая боль, разрывающая все внутри, наконец, утихнет, станет легче, проще, но нет. Время, превратившись в сжимающий, роковой саван, медленно обворачивало каждый вдох, каждую секунду, пролетающую мимо, и вот вообще замерло под ледяным натиском. Воцарилась мертвая, противная тишина: ледяной ветер за окном словно уснул на подкашивающихся ветвях, красивые, ажурные часы, украшающие главную стену, замедлили свой ход, пламя в камине погасло с шумом последнего треснувшего поленья, забрав крошечные остатки тепла и света. Девушка попыталась открыть глаза, и, на удивление, ей это удалось, но перед взором стояла тьма, полная, кромешная, беспощадная тьма, как и воспоминания, что крепким кнутом сжали окровавленную душу. Легкое покрывало едва согревает дрожащее тело, под ладонями – ледяная простыня, щеки умывают холодные, вырвавшиеся наружу, слезы. Кристин попыталась коснуться собственного плеча, но пальцы замерли на полпути: нет, это не ее тело, нет… Оно принадлежит изменщице, развратнице, предательнице, но только не жене Маркеллина. Мария с трудом повернула голову набок, и жалкая ухмылка, наполненная одновременно безграничной злостью и чувством собственной слабости, замерла на губах. Место рядом пустовало… Конечно, у него не хватило смелости, храбрости, лечь в одну кровать с изнасилованной девушкой. Молодая женщина резко захотела куда-то спрятаться от восставших мыслей, поскольку прекрасно понимала, что это было не насилие, все, до малейшей капли, состоялось по ее согласию. Те робкие касание, через минуту переросшие в жаркие прикосновения, возбуждающие поцелуи, ласки, жар тела, волны запретных наслаждений…
Англичанка, наконец, смогла оторвать голову от подушки, и слегка приподнялась, но, как и ожидала, никакой физической боли не было, все те крохотные царапины, синяки, зажили в мгновение ока, зато рана внутри продолжала бешено кровоточить, отбирая последние силы. Девушка не знала, сколько времени прошло, пока она просто сидела, поджав под себя ноги и уставившись в одну недвижимую точку, но неожиданно в лицо забили еще слабые солнечные лучи. Рассвет… Рассвет в районе СолнцеСитиБиг – самое прекрасное и одновременно беспощадное зрелище для таких заблудших душ. Ночью было легче, ибо она, скрывая все своим темным покрывалом, слегка притупляет вопиющие ошибки, а утром грехи воскресают, вместе с пробуждающейся природой. Кристин потянулась к стакану с холодной водой, и, сделав несколько больших глотков, ощутила, как немного приходит в себя. Наступил второй день их короткой совместной жизни, обещающей быть счастливой, тихой, мирной, гармоничной, а ставшей хуже ада. Мария потерла переносицу, пытаясь вспомнить, но память бунтовала закрытой дверцей, остановившись на пиковом моменте в зале. «Будто бы я сама не знала, чем это обернется… Будто бы не знала, что предложение Эйнджела провести вместе некоторый промежуток времени – желание покорить меня, сломать, подчинить себе… Будто бы не знала, что рано или поздно, наши чувства выйдут из-под контроля… Знала, я все слишком хорошо знала», – Мария с гневом швырнула посудину, зацепив зеркало и наблюдая, как осколки укрывают полы. Никто не прибежал с вопросами, причитаниями, утешениями, за дверьми по-прежнему стояла тишина. Будильник на маленьком столике показывал всего четыре часа утра, но молодой женщине казалось, что она провела в этой комнате несколько суток. Вчера, около полудня, состоялась та злополучная трапеза, потерпевшая фиаско, и все, дальше – полная темнота. Внезапно рука Кристин наткнулась на небольшой клочок бумаги, где дрожащим почерком были выведены беспощадные, но правдивые слова: «Я не могу сказать, что сожалею о случившемся, ибо это были самые прекрасные мгновения в моей вечно-серой жизни. Но нам больше незачем видеться. Наши три дня закончились слишком рано, хотя в моментах, слитых с тобой, царила вечность. Утром к отелю подъедет Ригззи, и заберет тебя обратно в твою настоящую жизнь. Прости. Прощай», – девушка хотела разорвать записку, но вздрогнула и неожиданно прижала ее к груди. Взгляд меджампирши упал на стул, где располагались аккуратно-сложенные вещи: облегающие брюки темного покроя, обычная блузка и кожаная куртка, на туалетном столике – баночки с дневной легкой косметикой, пару расчесок и духи. Мария принялась одеваться, выполняя четко каждое движение, словно робот, без малейших эмоций, ощущений. Не хотелось даже плакать, проклиная козни судьбы, просто в один момент стало пусто, одиноко, холодно, безразлично. Кристин подвела тушью покрасневшие глаза, нанесла на губы легкий блеск, волосы гладко зачесала назад, и, закончив макияж, равнодушно опустилась на край кровати.
Через полчаса на лестничной площадке раздались тяжелые шаги, дверь тихо приоткрылась, и в комнату вошла все та же служанка, уже не желающая хорошего дня, не щебетавшая про красоту своей хозяйки. Женщина, уставившись в пол, молча поставила на стол бокал с кровью, и, так и не проронив ни слова, покинула покои. Кристин посмотрела на только что принесенный «завтрак», но даже столь аппетитная жидкость не вызвала совершенно никаких чувств. Хватило только пары минут – и завлекающий запах стал теребить ноздри, вызывая всю большую жажду. Понимая, что кровь только предаст ей еще большей злости и ненужной мощи, Мария настежь распахнула окна и попыталась расслабиться, наслаждаясь нежным пением экзотических птиц. Наконец, к гостинице подъехал ожидаемый автомобиль, и девушка поспешила покинуть столь роскошный номер, ставший для нее настоящей тюрьмой.
Доктор Ли, облокотившись о капот, задумчиво уставилась на пришедшую подругу, словно оценивая ее состояние: – Доброе утро. Хотя, сомневаюсь, что оно таким является.
– Ты знаешь? – прозвучал холодный, сухой вопрос, и внимательные глаза Марии, подобно огненным стрелам, вонзились в побледневшее лицо женщины.
– Кристин, пора ехать, – желая уйти от неприятного разговора, Ригззи распахнула дверцу и уже собиралась садиться за руль, но меджампирша ловко перегородила дорогу.
