В апельсиновой роще и на последующих встречах в своих домах они разработали план, который присутствовавший на некоторых встречах Хазак описал в ретроспективе «как заранее спланированную кампанию против судебных органов и государственных учреждений»
[774].
План имел две взаимосвязанные части. Первая. Шалом предлагает Аренсу и Шамиру, чтобы назначенный им представитель был включен в комиссию по расследованию, и, таким образом, «в работе комиссии была бы представлена Шин Бет, и было бы обеспечено сохранение секретов службы». Это с виду невинное предложение оказалось принято, и Иосси Гиноссар был назначен членом комиссии по расследованию Министерства обороны.
Гиноссару предстояло действовать в качестве «троянского коня» Шалома
[775]. Он являлся одним их тех, кто произнес клятву в апельсиновой роще, и воспринял сам факт организации комиссий как личное оскорбление. «Что такого произошло? Двое террористов, которые захватывают автобус и убивают пассажиров, сами убиты, – будет позднее протестовать Гиноссар. – И из-за этого вы обрушиваете весь мир? Это лицемерие! Годами мы чистили “канализацию” нашей страны. И все более или менее представляли себе, как из нее убиралась грязь».
Гиноссар говорил: «У меня не было и нет нравственных проблем с лишением жизни террористов». Проблемы существовали «с фактами, которые попали в открытый доступ». Ведь на месте операции оказалось так много действующих лиц, помимо Шин Бет
[776]. Гиноссар предложил решение: «Главным правилом после неудачной операции является устранение всех следов, указывающих на государство Израиль. Несообщение правды считается неотъемлемой частью решения проблемы»
[777].
В течение дня комиссия Министерства обороны заседала и выслушивала свидетелей – солдат, оперативников Шин Бет, гражданских лиц, заложников и фотожурналиста Алекса Леваца
[778]. Затем поздно вечером Гиноссар выскальзывал в город, чтобы встретиться с Шаломом и его «узким кругом» в доме одного из юрисконсультов службы и рассказать им об итогах сегодняшних слушаний в целях подготовки свидетелей на следующий день.
Из первой части плана вытекала и его вторая часть: подстава невиновных солдат АОИ под те два убийства, приказ о которых отдал Шалом
[779]. Вместе с Гиноссаром, юрисконсультами Шин Бет и членами подразделения «Птицы» Шалом сплел хитрый план по перекладыванию вины за убийства на людей, которые первыми захватили террористов, – солдат АОИ под командованием бригадного генерала Ицхака Мордехая.
План этот был удивителен по своему цинизму. Он потребовал лжесвидетельств, тайного сговора и глубокого, беспардонного предательства достойного человека и друга. Гиноссар и Мордехай были близкими друзьями со времени вторжения в Ливан в 1982 году. 27 июня того года Гиноссар даже наградил Мордехая специальной ведомственной наградой Шин Бет за вклад в осуществление службой ликвидации Азми Зраира, полевого командира ФАТХ в Южном Ливане.
Гиноссар сплел целую паутину лжи. Он прекрасно понимал, чего требовала комиссия. «Ребята, не надо себя обманывать, – сказал он на одной из тайных встреч, – кого-то из нас нужно назначить на роль виновного… Иначе комиссия не успокоится, поскольку не достигнет своей цели. Единственным человеком, кого можно сделать виновным, – господин Ицхак Мордехай».
Главным свидетелем выступал командир подразделения «Птицы» Эхуд Ятом. Шалом, Гиноссар и другие снова и снова репетировали с ним его показания ночью накануне выступления перед комиссией. Он рассказал ее членам: «Я и руководитель Шин Бет прибыли на место. Я увидел две группы людей приблизительно в десяти метрах друг от друга. В каждой группе было от 20 до 30 человек… Когда я подошел ближе к одной из групп, увидел картину, которая напоминает мне картину избиения сирийскими крестьянами наших военных летчиков, сбитых над Сирией. Они вовсю орудовали ногами и руками. Увидев террориста, я тоже дал ему пощечину. Меня захватил гнев толпы». Ятом сказал, что не видел в толпе людей из Шин Бет, но видел генерала Мордехая, который бил одного из террористов своим пистолетом.
Ятом сказал, что, когда преступников передали ему, они были в очень плохом состоянии, а когда он доставил их в госпиталь, врачи констатировали их смерть. Глава комиссии, генерал-майор в отставке Меир Зореа, был глубоко впечатлен искренностью Ятома. Он был единственным свидетелем, который признался в том, что ударил террориста по лицу, и даже высказал сожаление по этому поводу. Это «признание», разумеется, имело целью сокрытие гораздо более серьезной тайны.
«Кого вы видели избивающими пленников?» – спросили другого сотрудника Шин Бет во время дачи свидетельских показаний, после того как он охарактеризовал увиденную им картину как «линчевание». «Это довольно трудно вспомнить, – ответил он. – Единственный человек, которого я могу указать, – это Ицхак Мордехай. Он ужасно избивал схваченных палестинцев». Другой свидетель из Шин Бет рассказывал: «Я видел, как Ицхак очень сильно бил его по голове», – но никого другого вспомнить не мог. Целый ряд свидетелей из службы общей безопасности Шин Бет сообщили то же самое
[780].
Заговорщики хотели втянуть в лжесвидетельствование и следователя Куби. Гиноссар «пришел ко мне, чтобы убедить меня свидетельствовать, будто я видел, как Мордехай забил пленника до смерти, – говорил Куби. – Я сказал ему, что не видел этого. Он пошел дальше и спросил меня, был ли Аврум, с моей точки зрения, на месте инцидента, когда били террористов. Я сказал, что он был там, в действительности был первым, кто ударил их. “Если это так, – сказал Гиноссар, – то, по моему мнению, тебя там вообще не было”. После этого они послали меня в длительную служебную командировку в Италию. Я понял, что они хотели держать меня как можно дальше от комиссии».
Тем не менее комиссия по расследованию Министерства юстиции настояла на том, чтобы опросить Куби. Тогда его тайно вывезли в Израиль, где на непростой встрече с Авраамом Шаломом он сказал, что не будет поддерживать его версию событий. «Но это предательство!» – вскричал Шалом.
Куби, который за тридцать лет работы в Шин Бет много раз смотрел в глаза серьезной опасности, говорил, что еще ни разу так не рисковал. «Я боялся, что не уйду оттуда живым», – признавался он. Он ушел невредимым, но его чувства передавали всю глубину падения Шин Бет.