«Арафат был очень сложным человеком, – говорил Перес, – с психологией нам не совсем привычной. С одной стороны, он был хитер и увертлив, как змея. С другой – наивен, как малый ребенок. Он хотел быть всем одновременно – и человеком мира, и человеком войны. С одной стороны, он обладал феноменальной памятью – помнил все имена, все дни рождения, все исторические события. С другой – факты и правда не всегда его интересовали. Мы сидели рядом, и я ел из его рук – рук, пораженных экземой, а это требует мужества. Я приносил ему информацию на главных хамасовских террористов, базировавшихся на подконтрольных ПНА территориях. Он очень хорошо знал, что эта информация точна, но лгал мне в лицо, не испытывая при этом никаких проблем. Когда его удавалось в чем-то убедить, всегда было уже слишком поздно. Террор разрушил меня, погубил меня, лишил меня власти»
[1148].
Волна террора в феврале и марте 1996 года служит примером того, как атаки смертников могут изменить ход истории. В начале февраля Перес, по опросам общественного мнения, опережал оппозицию, возглавляемую консервативным «ястребом» Биньямином «Биби» Нетаньяху, на 20 %. К середине марта Нетаньяху существенно сократил этот разрыв, и Перес выигрывал только 5 %. 29 мая Нетаньяху победил с перевесом в 1 % голосов. Причиной были террористические атаки, которые Перес просто не смог остановить. Последователи Яхьи Айяша обеспечили победу правых и «сорвали мирный процесс», по словам заместителя руководителя Шин Бет Исраэля Хассона
[1149].
При этом удивительно, что после выборов террористические атаки прекратились почти на год. Некоторые утверждали, что причиной тому стала кампания Арафата против ХАМАС и арест многих активистов из военного крыла движения. Другие были убеждены, что теперь для ХАМАС не имело смысла осуществлять атаки смертников, поскольку Нетаньяху практически полностью остановил мирный процесс, что в любом случае явилось краткосрочным достижением движения.
Нетаньяху не отказался от Соглашений в Осло, но его правительство нагромоздило вокруг мирного процесса бесчисленные сложности, и на протяжении первого срока премьерства Нетаньяху он практически застопорился. С другой стороны, и сам Нетаньяху никогда не торопился применять силу или инициировать агрессивные действия. Его тактика заключалась в том, чтобы ничего не делать: не предпринимать никаких инициатив – ни к войне, ни к миру.
Что же касается Арафата, он пребывал в ярости от постоянных проволочек с уходом израильтян с палестинских территорий. В отместку он освободил некоторых активистов ХАМАС, которых задержал ранее. 21 марта 1997 года движение снова нанесло удар в самом сердце Тель-Авива, где смертник подорвал себя на тротуаре рядом с кафе, совсем недалеко от дома бывшего премьер-министра Давида Бен-Гуриона. Были убиты три женщины и ранено 48 человек, некоторые очень серьезно. Даже после такого террористического акта Нетаньяху снова проявил сдержанность и, невзирая на предложение своих советников осуществить военную операцию на палестинских территориях, воздержался от отдачи приказа на применение силы.
Взрыв в Тель-Авиве высветил растущий разрыв в оценках Арафата двумя основными израильскими спецслужбами, отвечающими за борьбу с террором в стране. В возглавляемом Аялоном Шин Бет считали, что палестинский лидер пассивен и слаб, позволяет террористическим атакам продолжаться и не предпринимает усилий для сдерживания ХАМАС, потому что хочет избежать конфронтации с фундаменталистским исламистским движением.
В АМАН, во главе которой стоял харизматичный и обладающий собственным мнением генерал-майор Моше Яалон, полагали, что в центре всей проблемы стоит именно Арафат. Руководители Шин Бет и АМАН читали одни и те же расшифровки секретных разговоров Арафата с лидерами ХАМАС, но только Яалон считал, что эти разведывательные материалы свидетельствовали о том, что именно Арафат дал зеленый свет террористическим атакам, чтобы вывести переговоры из тупика. Яалон всегда повторял всем трем премьер-министрам, при которых он находился на посту шефа военной разведки – Рабину, Пересу и Нетаньяху, – что, по его оценкам, «Арафат готовит своих людей не к миру, а к войне». Оглядываясь назад, Яалон называл «глупым» тезис Рабина о том, что Израиль должен «стремиться к миру, как будто не существует террора, и бороться с террором, как будто нет мира».
И все потому, что человек, с которым Израиль пытается установить мир, является одновременно и фигурой, которая генерирует террор.
Яалон был членом кибуца в пустыне Арабах и происходил из семьи крупного деятеля израильского левого рабочего движения. Но говорил, что увиденное им в разведывательных материалах в качестве руководителя АМАН, а позже – начальника Генерального штаба Армии обороны заставило его изменить взгляды и склониться вправо. Стремительный рост в военной и политической иерархии усилил его «ястребиную» позицию, и это в конечном счете оказало серьезное воздействие на политику Израиля на десятилетия вперед. Правые радостно приняли Яалона в свои ряды, поскольку очень немногие представители разведывательных структур разделяли их точку зрения. Он станет одним из ближайших соратников Нетаньяху, который назначит его на пост министра по стратегическим вопросам, а затем министра обороны. Однако в 2016 году Нетаньяху изгонит Яалона с высокого поста после того, как тот, известный приверженец закона и дисциплины, будет настаивать, что солдат, убивший беззащитного раненого террориста, должен быть отдан под трибунал
[1150].
Яалон также всегда считался одним из самых честных израильских политиков, и нет никакого сомнения, что его отвращение к Арафату было искренним. Он остался твердым в своем убеждении, что Арафат всегда активно поддерживал терроризм. «Шин Бет привыкла собирать доказательства, которые выстоят в суде и приведут к осуждению преступника, – часто говорил он. – Но Арафат, конечно, гораздо изощреннее. Он не говорит лидерам ХАМАС: “Идите и осуществляйте атаки”, – но говорит с ними о священной войне и выпускает на свободу главных боевиков, которых ранее сам арестовал. Ничего больше и не нужно. До сего дня не было обнаружено ни одного подписанного Гитлером приказа о массовом уничтожении евреев. Разве это означает, что он не давал его?»
[1151]
Бригадный генерал Иосси Купервассер, один из главных аналитиков АМАН, поддерживал шефа: «Когда ему было нужно, Арафат закрыл 19 организаций, связанных с ХАМАС, и арестовал многих активистов движения. Потом начал их освобождать, когда решил, что пора возобновить террористические акции. ХАМАС требовал от него доказательств серьезности его намерений. “Освободите Ибрагима аль-Макадмеха, – требовали они. – Только этим вы покажете, что даете нам карт-бланш”. Почему Макадмех? Потому что он возглавлял отряд, который должен был ликвидировать самого Арафата. Арафат согласился, и вскоре они нанесли удар поблизости от бывшей резиденции Бен-Гуриона»
[1152]. Купервассер утверждает, что Арафат был достаточно хитер для того, чтобы отпускать арестованных хамасовцев, проживавших на подконтрольных Израилю территориях, чтобы израильтяне сами были виноваты в их судьбе, и в любом случае освобождал только тех, кто не имел отношения к ФАТХ, чтобы создавать видимость максимальной дистанции между собой и террористическими атаками.
