– Надо нам отвезти тебя туда как-нибудь, – сказала Морин. – У них проводят экскурсии и есть милый кафетерий.
Грэйс и её отец в конце концов встретились, однако не в кафетерии Холм-Парка, а в гостиной Лорел Клоуз, 15. Морин и Фрэнк увели мальчиков, тех, кто остался. Гэри вернулся в колонию для несовершеннолетних. Морин плакала, когда за ним пришла полиция.
Антония Торн ожидала в доме вместе с Грэйс. Эдмунд Фулвелл опаздывал. Мисс Торн не упомянула это Грэйс, та заметила, потому что социальный работник постоянно поглядывала на часы, смиренно, словно именно этого она и ожидала. Грэйс, ожидая, не чувствовала злости или страха. Она оцепенела. Ей подумалось, что вот каково, наверное, быть мёртвым, затем задалась вопросом, так ли чувствовала себя её мать перед самоубийством. Может быть, она ждала, что Эдмунд бросит свою любовницу и вёрнется к ней, в таком же оцепенении. Может, она решила, что с таким же успехом можно и умереть.
Зазвенел дверной звонок. Мисс Торн вздрогнула и нахмурилась. Грэйс подумала, что она обеспокоена, потому что Эдмунд не оправдал её ожидания. Она бы предпочла, чтоб он не появился.
– Я хочу подойти, – сказала Грэйс.
Она открыла дверь, и он стоял на пороге со странной гримасой, так что брови действительно сходились у носа. Руки были в карманах пальто. Стоял ранний октябрьский вечер, почти стемнело, дул порывистый ветер, приносивший к дверям мусор и опавшие листья. Он согнулся, так что его лицо оказалось почти вровень с её.
– Итак, – сказал он, – ты, должно быть, моя милая дочка.
И он продолжил говорить очень быстро, так что Грэйс вновь стало ясно, что предыдущая встреча была их общей тайной.
Антония Торн крикнула весёлым голосом учительницы начальных классов:
– Поторопись, Грэйс. Не заставляй отца стоять на холоде.
И он зашёл, словно она и впрямь была учительницей и он делал что велено. Стряхивая пальто, он, казалось, занял всё место в коридоре, хотя не мог быть сильно больше Фрэнка.
Социальный работник оставила их вдвоём в гостиной, демонстративно заявив, что она будет готовить чай на кухне, если вдруг понадобится Грэйс. Она не закрыла за собой дверь.
– Легко догадаться, что она мне не доверяет, – сказал он. Он рассмеялся и, когда Грэйс не присоединилась, пробормотал: – Думаю, нельзя её винить.
Он выглядел менее уверенным, чем когда ждал её у школы, более скованным. Грэйс, видевшая маму Гэри в нескольких стадиях опьянения, решила, что он, видимо, сегодня трезв. В прошлый раз он немного выпил.
– Ты сказал, что будешь на связи, – прошептала она.
– Да, слушай, мне правда жаль. Последнее время всё непросто. Я думал, она… – он кивнул на открытую дверь, – объяснила. Мне нужно было время, чтобы привести себя в порядок.
Грэйс услышала в его голосе жалость к себе и на мгновение ожесточилась. «А как же я? – хотелось ей крикнуть. – Обо мне ты не подумал?» Затем она поняла, что так не пойдёт. Если она хочет общаться с отцом, нельзя предъявлять ему требования. За Эдмундом Фулвеллом надо присматривать.
Глава двадцать четвёртая
Почти на четыре года Грэйс взяла на себя ответственность за отца, хотя это и осталось по большей части непризнанным. Это был беспрецедентный для обоих период стабильности.
Однажды, вскоре после того как Эдмунд появился на сцене, учительница биологии подозвала Грэйс после занятия.
– Ты никогда не хотела присоединиться к Фонду дикой природы? Там есть секция для младших. Я думаю, тебе понравится.
Младшая секция состояла из Грэйс и двух прыщавых подростков, отказывавшихся с ней разговаривать, но её приняли под крыло три пожилых незамужних сестры. Сёстры Халифэкс жили в доме, который почти не изменился со времён их родителей. Это было в пригороде, который когда-то был шикарен, имея в жильцах кораблевладельцев и торговцев, хотя многие из домов были теперь превращены в офисы. В доме была библиотека, полная книг по естествознанию – справочников, томов энциклопедий и монографий.
Она проводила часы в библиотеке. Хотя Грэйс никогда не жаловалась на шум в Лорел Клоуз, вскоре после знакомства сёстры предложили ей пользоваться комнатой для выполнения домашнего задания. Они сказали, что для них полезно снова иметь дома кого-то молодого. Грэйс подозревала, что это была идея её учительницы биологии; тогда она казалась чудесной.
Когда она работала, сёстры оставляли её наедине со своими делами, за исключением младшей, Синтии, у которой были завитые волосы и большие обвисшие груди. Она иногда забегала, приносила Грэйс чашки чая или домашнее имбирное печенье.
Летом Фонд дикой природы организовывал выезды на местность. Автобус отвозил их на побережье смотреть на морских птиц или в глубь страны гулять в горах. Тогда Грэйс впервые бродила по усыпанным галькой речным берегам в поисках помёта выдры. Позже летом они увидели летучих мышей, летевших в каменный амбар на ночёвку.
Самое большое впечатление на неё произвёл барсук. Она сидела с сёстрами Халифэкс в лесу в сумерках и ждала, когда барсуки появятся из норы, нюхая носом воздух. Руководителем поездки была аспирантка, которая рассказывала о своём исследовании. Она знала каждого барсука, как была организована их группа.
«Вот чем я буду заниматься, – подумала Грэйс, – когда вырасту».
Иногда она звала отца пойти с ней на экскурсии Фонда дикой природы, но он всегда отказывался.
– Не! – говорил он. – Я не особый любитель дикой природы. Разве что в еде.
Грэйс уже стала вегетарианкой, но не заглотила наживку. Она подозревала, что еда в жизни отца занимала более важное место, чем она. По крайней мере, еда приносила ему доход. Он начал работать в маленьком ресторане, куда водил её в их первую встречу. Он учился в одной школе с владельцем, Родом. Отец был вдохновенным и въедливым кулинаром, и ресторан стал появляться в хороших путеводителях по еде. Потому Род мирился с его периодическими приступами пьянства и резкостью. Ещё он позволял Эдмунду жить в грязи в квартире выше.
Грэйс продолжала жить с Морин и Фрэнком в Лорель Клоуз, но проводила там мало времени. Каждый день перед школой она брала Чарли на прогулку в парк. Она уже могла опознать всех местных птиц в парке. Когда занятия заканчивались, она отправлялась домой к сёстрам, по пути останавливаясь, чтоб выпить кофе с отцом – если он был на месте. Порой он уходил с женщиной, хотя редко, как показалось Грэйс, больше раза с одной и той же. Летом она шла из дома сестёр в центр города и ловила автобус домой. Зимой, когда было темно, Синтия подвозила её до дома на старом «Ровере» сестёр или её забирал Фрэнк. Морин и Фрэнка, видимо, не раздражало, что она проводит много времени вне дома. Её учительница по биологии сказала им, что Грэйс – потенциальная кандидатка в Оксфорд или Кембридж, и они заявили, что хотят помочь. У Грэйс никогда не было друзей-ровесников, но она в них и не сильно нуждалась.
Летом перед пятым классом она внезапно заметила в отце перемену. Она уже слушала его рассказы о женщинах, сочувствовала, если требовалось, но тогда речь шла об ущемлённой гордости, не о безответной любви. На этот раз, казалось, всё серьёзно. Он бросил пить. Совсем. Он убрал квартиру, подстригся. Грэйс спросила, можно ли ей познакомиться с этой женщиной.
