– Нет, – ответил он с облегчением, – нет.
Когда она вернулась в Лорел Клоуз, у дверей стояла «Скорая». У Фрэнка случился сердечный приступ. Работники «Скорой» выкатили его на тележке. Грэйс кинулась к нему через толпу и дотронулась до руки. Прежде чем Морин забралась в «Скорую», Грэйс приобняла её, и они обе расплакались.
Фрэнк умер, не доехав до больницы. Грэйс предложили ещё одну приёмную семью, но она предпочла детский дом. Там она спала в комнате с тремя пустыми кроватями. В ногах лежали сложенные одеяла и подушки в полосатых чехлах.
Глава двадцать шестая
Воспоминания о комнате в детском доме, так похожей на её комнату в Бейкиз, вернули Грэйс к реальности. Прошёл час. Она подошла к одной из каменных засидок, построенных владельцами земель для охоты на куропаток, и ей представились отцовские родственники, которые, припав здесь к земле, ждут, подняв ружья, когда выпорхнувшая куропатка промчится над головой. Решение семьи продать эту землю под карьер только усилило её предубеждение против них.
В дни подготовки к похоронам Беллы, закончив утром своё исследование, Грэйс отправлялась в горы осмотреться. Однажды днём она забралась на утёс Фэбёрн. Оттуда можно было рассмотреть дом в Холм-Парке, раскинувшийся перед ней как чертёж архитектора. В излучине реки стояло главное здание, два его крыла, а за ним – английский парк. Грэйс понимала, что посетители приходят поглядеть на парк. Сама она никогда там не бывала. Сёстры Халифэкс предлагали отвезти её, спланировали весёлый денёк с выездом на пикник на автомобиле компании «Ровер». Они сказали, что парк – единственное место в Нортумберленде, где точно встретишь дубоноса. Грэйс поддалась было соблазну, но затем Синтия пробормотала что-то насчёт её наследства, и она отказалась.
Сейчас, глядя вниз, она не ощущала никакой связи с домом. Ей бы не хотелось там жить. Отцовская горечь здесь казалась неоправданной, и Грэйс захотелось не иметь с ней ничего общего.
Она неохотно отправилась в долгий путь обратно в Бейкиз. Она терпеть не могла вечера в коттедже. Грэйс не ожидала, что так будет. Она знала, что придётся непросто – и предупредила об этом отца, – но думала, что ей может понравиться жить с другими женщинами. Она надеялась на лёгкие приятельские отношения, как те, что сложились у неё в библиотеке Халифэксов. В университете было много соперничества, но она списывала это на присутствие мужчин. Здесь же, полагала Грэйс, с тремя женщинами, разделяющими её профессионализм и интересы, напряжения не возникнет. Вместо этого возникли вопросы и подозрения. Энн Прис была самой назойливой.
– Фулвелл? – спросила она при встрече. – Ты ведь не родственница Роба и Ливви из парка?
Она рассмеялась, так что Грэйс не видела нужды отвечать, но вопрос встревожил её. С момента приезда в коттедж, с тех пор как услышала о Белле, покачивавшейся на балке в сарае, её не покидал страх. Она чувствовала себя в безопасности только одной в холмах, и даже там у неё иногда возникало чувство, что за ней следят.
Когда она вернулась в Бейкиз, почти стемнело. На пороге она заколебалась, запаниковав на миг и ощутив желание развернуться и уйти. Пахло едой. Наверное, Рэйчел на кухне услышала звук её шагов по двору, потому что дверь была открыта. Грэйс не разобралась, что Рэйчел за человек. Иногда ей казалось, что та опасней Энн.
– Привет, – сказала Рэйчел. – Проходи. Я уже начала беспокоиться.
После прогулки на свежем воздухе запах помидоров, чеснока и поджаренного сыра заставил желудок Грэйс сжаться.
– Я сделала овощную лазанью, – сказала Рэйчел. – Почему бы тебе не взять немного? Её полно. Уже немного поздновато готовить.
– Отлично. Спасибо. – Она не знала, что ещё добавить.
Было холодно, поэтому они уселись в придвинутые к камину кресла, положив на колени тарелки. Никто не стал задёргивать шторы и включать большой свет. Энн всё ещё работала за столом, свет от лампы падал на её бумаги, так что они сидели в тени, изредка озаряемой красными вспышками от шипящих поленьев.
– Я просматривала результаты твоей работы, – сказала Рэйчел. Грэйс снова ощутила, как сжался её желудок. Она потыкала еду вилкой.
– Да?
– Потрясающе! То есть я и не знала. В этой долине, наверное, самая большая численность выдр во всем графстве. На севере Англии.
– Не знала об этом. Мне кажется, их всегда недосчитывают.
– Когда всё это закончится, тебе надо подумать о публикации.
На этих словах Грэйс подняла глаза, задумавшись, почему Рэйчел была так настойчива.
– Правда?
– Если не ты, так кто-то другой. Ты выполнила всю работу. Почему бы тебе не получить заслуженное?
– Согласна. – Хотя она знала, что никогда не представит эти цифры на суд учёных. Она собрала тарелки и быстро отнесла их на кухню, чтобы Рэйчел не заметила, как мало она съела.
Когда она вернулась в гостиную, Энн стояла у камина, протянув руки к огню.
– Я сегодня забегала на почту, – сказала Рэйчел. – Там было письмо. Следовало сразу отдать тебе.
Она протянула Грэйс белый конверт. Это было первое письмо, которое та получила с начала проекта, и остальные уставились на неё, ожидая, что она немедленно его откроет. Но она сложила письмо пополам, так что оно влезло в карман джинсов.
Энн сохранила в такой же тайне одно из полученных её писем. Она в тот же миг разорвала конверт, словно ей не терпелось узнать, что внутри, пробежалась по содержимому, затем запихнула страницу обратно в конверт.
Рэйчел, старательно делая вид, что ей не любопытно, в этот момент читала книгу, но Грэйс смотрела. Она заметила, что письмо было написано от руки, но на бумаге в верхнем углу был логотип компании. Даже взглянув мельком, она пришла к убеждению, что это логотип «Карьеров Слейтбёрн». От этого её беспокойство и ощущение, что никому нельзя доверять, только возросли.
Позже она попыталась отыскать письмо. Когда Энн вечером ушла в ванную мыть голову, Грэйс обыскала ящик, где та хранила одежду, и её сумку. Она даже опрокинула на пол содержимое мусорной корзины, но письма не было видно. Либо Энн держала его при себе, либо она сожгла его, пока никто не видел. Что само по себе Грэйс сочла подозрительным.
Хотя Грэйс ещё долго бодрствовала после того, как другие заснули, той ночью она не открыла собственное письмо. Ей было над чем поразмыслить. Она дождалась утра, когда смогла уйти на холмы и местность вокруг хорошо просматривалась во всех направлениях.
Письмо было от отца. Он продолжал жить и работать в ресторане и с тех пор, как она окончила школу, не слишком активно поддерживал переписку. Это письмо было намного длиннее прежних. Ещё в университете она могла много рассказать о том, в каком он состоянии, исходя из длины письма. Будучи трезвым и счастливым, он общался посредством полных болтовни телефонных звонков, открыток с неприличными картинками с одной стороны и сплетнями о Роде и работе – с другой, иногда – с новым рецептом, который его восхитил. Ещё до того, как Грэйс принялась читать, длина письма заставила её заподозрить, что он снова в депрессии и пьёт. Тон письма – с паникой, навязчивыми идеями – убедил её в этом и увеличил её беспокойство.
