– Что ж, я никому не говорила. Грэйс не сможет сказать. Полагаю, есть ещё ничтожный шанс, что тебя видел убийца, но он едва ли пойдёт в полицию разбалтывать, что был на холме. Так что, если только ты кому-то не проговорился, откуда это узнать инспектору Стенхоуп?
Наступила тишина, и она добавила:
– Ты ведь ни с кем не говорил об этом, правда, Годфри?
– Нет, – ответил он. – Конечно, нет.
Она пристально на него посмотрела, но настаивать не стала.
– Итак? – спросила она. – В любом случае, что ты делаешь здесь?
– Тут тихо. Я сюда прихожу иногда, когда мне нужно выбраться из офиса.
– Значит, ты не верующий? Никаких угрызений совести насчёт измены? Мне интересно.
– Насчет тебя у меня вообще никаких угрызений совести.
Он встал, поправил галстук, снова взглянул на часы.
– Думаю, мне пора идти.
– Мне выскользнуть через дверь ризницы, чтобы нас не увидели вместе?
Он улыбнулся.
– Не думаю, что это необходимо.
Однако уже выйдя из церкви и стоя в тени деревянных ворот, он засомневался.
– Ты, наверное, припарковалась в городе?
– Нет. У твоего офиса. Я ждала тебя. Как ещё я могла узнать, что ты здесь?
– Может быть, – неловко сказал он, – после всего этого лучше будет, чтобы нас не видели вместе.
– Почему, чёрт возьми?
– Невилл Фёрнесс сегодня в офисе.
– И?
– Я говорил тебе, что он видел, как мы вместе выходили из ресторана. На этом этапе я не могу допустить разговоров.
Внезапно ей в голову пришла новая мысль.
– Ты говорил ему, что был в Бейкиз в день смерти Грэйс?
– Нет, – ответил он. – Нет, конечно. – Но Энн ему не поверила. Ему нужно было кому-то довериться, а Невилл был его правой рукой, его гуру, если верить Барбаре. – Ты иди, – продолжал он. – Я пойду следом через пару минут.
– Я думала, ты торопишься вернуться в офис. – Энн почувствовала себя отвергнутой девочкой, смешной, отчаявшейся. Она положила руки ему на плечи. – Когда я снова тебя увижу?
Он мягко высвободился.
– Не думаю, что это разумно.
Голова у неё закружилась, она отказывалась поверить услышанному.
– О чём ты? Черт тебя дери, недавно ты говорил о женитьбе.
– Ничего не изменилось, – серьёзно произнес он. – Мои чувства к тебе не изменились.
– Но?
– Пока они не поймают этого убийцу, пока всё не уляжется, наверное, нам не стоит встречаться. – Он произнёс это поспешно и, увидев выражение её лица, добавил: – Это ради тебя, Энн. Я не хочу тебя впутывать.
Она развернулась и пошла прочь. Она не могла позволить себе сдаться и умолять его. Но вскоре она остановилась и крикнула:
– Скажи мне, Годфри, это твои слова или Невилла Фёрнесса?
Он не ответил, и она продолжила идти, ожидая, что он последует за ней, схватит её за руку, по крайней мере, окликнет. Когда ответа не последовало, она снова остановилась, презирая себя за бесхребетность. Он даже не смотрел на неё. Он вернулся во двор церкви, и через проём открытых ворот ей было видно, что он стоит и смотрит на букет белых лилий, возложенных на одну из могил.
Глава тридцать четвёртая
Вера Стенхоуп держала женщин в Бейкиз в курсе расследования, используя методы, которые казались Рэйчел нетипичными для следствия. Сперва она была благодарна за поток информации. Её обнадёживала грузная фигура Веры, которая усаживалась в старое кресло Констанс, широко расставив ноги и держа в руках чашку кофе. Ведь она бы не стала всё это им рассказывать, если бы не доверяла им, правда?
Так, они узнали, что Грэйс умерла в течение пары часов после того, как ушла из Бейкиз во время ланча. Дело было не только в отсутствии записей в блокноте после этого времени. Патологоанатом пришёл к тому же заключению.
За время одной короткой беседы Вера рассказала им о Грэйс больше, чем они почерпнули за те недели, что делили с ней дом. Мелодраматичная история брошенного ребёнка, череда приёмных родителей и алкоголизм Эдмунда, казалось, не вязались с образом бледной и тихой женщины, которую они помнили.
– Бедняжка, – сказала Эдди, потому что Эдди тоже допустили к обсуждению. Они с Верой Стенхоуп на удивление хорошо ладили. Она говорила с сожалением, словно смерть Грэйс отняла у неё возможность работы с человеком, которому самое время было пойти к психологу. По крайней мере, так представлялось Рэйчел.
Вера явно удивилась, что Энн не знает больше о секретах семьи Фулвелл. Стоял вечер, было ещё тепло. Дверь в сад была открыта, и, пока летучие мыши бросались вниз и щёлкали снаружи, Вера продолжала допытываться.
– Вы не знали, что в Холм-Парке был ещё младший сын? Даже мне это известно. Вы должны были слышать. В деревне должны были говорить. Беспутный алкоголик, жена которого покончила с собой. Боже, сколько радости для сплетников.
– Если она покончила с собой, когда Грэйс была ребёнком, это должно было произойти по меньшей мере двадцать пять лет назад. – Энн выглядела спокойной и отстранённой. – Я тогда ещё даже не встретила Джереми.
– Он уже там жил?
– О, Джем в Ленгхолме целую вечность.
– Но я знаю, что такое деревня, – настаивала Вера. – Люди о войне до сих пор говорят, словно она на прошлой неделе закончилась. Даже если Эдмунд никогда не возвращался в Ленгхолм, они всё равно должны были помнить о его существовании, строить догадки о том, что могло с ним стать.
– Я ничего такого не слышала, – беспечно сказала Энн. – Не то чтобы Фулвеллы много общались с остальными. Роберт не захаживал в «Ридли Амс» выпить пива пятничным вечером. Ливви никогда не состояла в женской команде по игре в дартс. Она раздула целую историю из того, что её дети ходят в деревенские ясли, но могу поспорить, что ни разу не заступила на дежурство, чтобы вымыть вёдра с краской или почистить песочницу. Этим всегда занималась няня. Фулвеллы живут в Холле в роскошном одиночестве. Поколениями ничего толком не меняется. Жителей деревни нанимают на работу – фермерам сдают участки в аренду, берут работников в усадьбу, – но частная жизнь семьи никак с этим не пересекается. Уклад здесь по-прежнему феодальный. Вам должно быть это известно. Мы все знаем своё место.
– Так вы не знали о том, что у Роберта был брат?
– Думаю, я слышала что-то про брата, который работает за границей.
– Кто вам об этом сказал?
– Боже, я правда не помню, наверное, Джереми. Это важно? Скорее всего, раз он в семье паршивая овца, этот слух пустили Фулвеллы.
– Но вы ничего не слышали о самоубийстве жены или брошенном ребёнке?