– Может быть, он недостаточно точно выразил свою волю письменно, – сказал Пенн. – Теперь я вижу причину твоей ошибки, но сегодня он высказался предельно ясно.
– Что в точности он сказал? – спросил Фрелт, безмерно наслаждаясь ситуацией.
Пенн мысленно обратился к разговору и вспомнил слова отца.
– Это я затронул эту тему, – признался он. – Мой отец был немного обеспокоен, и я думал, что он тревожится о наших сестрах и брате, которые еще не устроены, и, чтобы успокоить его, я напомнил ему о том, какие хорошие запасы он сделал.
Фрелт был обижен тем, что его отлучили от смертного одра, и теперь, когда он узнал, что Бон Агорнин мучился, обижался еще сильнее. Он мог бы воспользоваться случаем и торжествовать, помучив Бона под конец, поскольку Бон нанес ему смертельное оскорбление из-за сватовства к Беренде. Он не особо любил Сиятельного Даверака, но вдруг почувствовал, что питает отвращение к Пенну, отнявшему у него законное место и глаза, которыми Фрелт был не прочь угоститься.
– Если он не сказал это сам конкретными словами, я боюсь, что превосходство за традицией, – сказал он.
– То, что он сказал, сводилось к подтверждению того, что было оговорено ранее, – настаивал Пенн.
– Что в точности он сказал? – снова спросил Фрелт, улыбаясь самым неприятным образом, показывая зубы. – Если ты можешь передать мне каждое сказанное им на смертном одре слово, тогда, возможно, я смогу рассудить. А так…
Он опустил конец фразы, дернув крыльями.
Пенн мгновение боролся сам с собой, после чего опустил крылья. Он не мог повторить каждое слово отца, не только из-за позора Бона, а еще и потому, что он принял исповедь. По старым законам он не мог рассказывать о ней никому, а по новому толкованию вообще не должен был исповедовать.
– Тогда верх берет традиция, – сказал Фрелт.
Сиятельный Даверак отшвырнул полусъеденную ногу в сторону Фрелта. Он обошел Пенна, полностью его игнорируя. Когтями обеих передних лап он вспорол бок Бона, обнажив печень.
– Сюда, дети, – позвал он, и три драгонета прошмыгнули между ног Фрелта, устремляясь к угощению, предложенному отцом.
– Нет, остановитесь, я настаиваю, – сказал Пенн.
Но они не остановились, и, когда Сиятельный Даверак с драгонетами покинули комнату, печень была полностью поглощена. Фрелт подобрал брошенную ногу и вцепился в нее, одновременно улыбаясь Пенну. Глаза Пенна все еще дико вращались, но он не произнес ни слова.
Затем вошла Беренда, ступая изящно, как всегда. Она вздохнула, глядя на Пенна. Он понял, что она слышала всю ссору, и теперь гадал, как она поступит. Она наклонилась и откусила всего один раз, но откусила очень много от груди отца. Это был такой кусок, который соответствовал и требованиям Пена, и настойчивости мужа. Она могла сказать Пенну, что это был всего один кусок, и могла сказать мужу, что съела бо́льшую часть груди. Это был в высшей степени дипломатический кусок, и Пенн, несмотря ни на что, восхитился тем, как тонко она обыграла этот нюанс.
Беренда наклонилась и подобрала золотую чашу, которой всегда восхищалась, – она передумала оставаться на ночь и хотела вернуться в Даверак как можно быстрее, чтобы избежать каких-либо дальнейших неприятностей.
Она улыбнулась и последовала за драгонетами, уступая место оставшимся.
Когда трое менее обеспеченных детей Бона вошли в пещеру, Пенн почти рыдал, потому что теперь в ней оставалось меньше половины тела их отца, которую им предстояло поделить между собой.
II. Некоторые далеко ведущие решения
5. Иск Эйвана
– Нас ограбили, – взорвался Эйван, – отняли наше наследство, лишили того, что следует нам по ясной воле нашего отца, и я этого так не оставлю.
– Никакими силами невозможно вырвать нашу долю из брюха Сиятельного Даверака, – заметила Селендра.
– Я бы вырвала, если б могла… и тот огромный кусок из брюха Беренды тоже, – добавила Эйнар. Нарочитая дипломатичность сестры прогневала Эйнар больше, чем беззастенчивость ее зятя. Сиятельный Даверак хотя бы Сиятельный, но Беренда-то по рождению не выше самой Эйнар. Вот какое могущество уже в те дни давал титул Сиятельного, по крайней мере в глазах юных дев и наиболее впечатлительных фермеров.
Как можно понять из этих речей, все три младших отпрыска отведали, пусть и не досыта, останков отцовского тела и почувствовали силу и мужество, что дает такое пропитание. Все трое уселись на высоком уступе, будто собирались сорваться с него и взмыть в пустоту, хотя и не имели такого намерения. Они пришли сюда, чтобы попрощаться с сестрой. Беренда и вся ее свита уже отбыли в Даверак – Сиятельный и Сиятельна на своих крыльях, прочие же по земле в повозке. Эйнар должна была отправиться с ними тем же вечером, но умоляла задержать ее отъезд. Беренде, напротив, не терпелось уехать, и она уговорила мужа согласиться на это. Сиятельный Даверак для виду поломался, но все знали, что только для виду, поскольку он в любом случае должен был скоро вернуться, чтобы официально вступить во владение поместьем, и мог бы легко сопроводить Эйнар в Даверак после этого.
Тонкая кожица вежливости, затянувшая глубокие раны гнева, выдержала сцену прощания. Как только Сиятельные Давераки отбыли, Пенн повел Фрелта вниз к выходу через дверь для пастора и других нелетающих, чтобы пожелать ему доброго пути и поскорее выпроводить. Трое других оставались на месте, с трудом сдерживая гнев, глядя на хорошо знакомый им вид, который они скоро покинут навеки.
Воспламеняя изгибы и петли реки, к западу от долины в сиянии облаков садилось солнце, все еще слишком яркое для них, так что глаза приходилось прикрывать внешними веками. Заканчивался последний день месяца Верхолетье. Квадратные поля с хорошо принявшимися посевами раскинулись под ними, как лоскутное одеяло, отороченное зазубринами живых изгородей. Там и сям виднелись коровники и свинарники для скота – низкие строения, крытые черепицей кирпичного цвета. Драконьих жилищ среди них не было, потому что по давно заведенной традиции фермеры в Агорнине жили на выделенном для них участке в пределах поместья досточтимого землевладельца. Невидимые птицы пели закатную песню. Ее подхватывали блеянием редкие овцы на нижних склонах холма. Беренда и Даверак поймали сильный попутный ветер по дороге на юг и уже почти совсем скрылись из виду. Их повозка тоже следовала на юг, но по дороге, по направлению к далекой арке моста.
– По крайней мере, золото нам достанется, – начала Эйнар после некоторого молчания.
– Сколько бы его там ни было, – ответил Эйван. Золото было посчитано, поделено и оценено в сумму около восьми тысяч крон для каждого из них. – Дракону в моем положении золото вообще легче раздобыть, чем плоть дракона, про вас и говорить нечего. Я полагаю, что отец давал вам отведать понемногу время от времени, но этому больше не бывать.
– Пенну и давать будет нечего, – сказала Селендра печально, но полная намерения защитить своего принявшего сан брата.
