– Без всяких сомнений, – ответил он. Недели ожидания сказались на нем. Он казался старше, более уверенным в себе. Барахтаясь в глубоком снегу, он шагнул к Селендре, но она подняла лапу, чтобы остановить его.
– Первое – это клятва, которую я дала.
– Клятва? – он посмотрел на нее непонимающе.
– Когда я покидала Агорнин, моя сестра-однокладница Эйнар и я поклялись, что ни одна из нас не выйдет замуж, пока другая не одобрит ее выбор.
У Шера явно гора упала с плеч.
– Я думал, что ты имеешь в виду… это ужасно мило, что вы обе так решили. Когда мы поженимся, она должна подольше оставаться с нами. Я с радостью познакомлюсь с твоей сестрой. Как скоро она может прилететь сюда?
– Я не знаю. Мой брат Эйван судится с Сиятельным Давераком, ее опекуном, и мне надо быть в Ириете двенадцатого числа. Она тоже там будет. Может быть, после этого.
– А Пенн тоже отправляется с тобой в Ириет? – нахмурился Шер.
– И Пенн, и Фелин.
– Тогда полетели все вместе. Я велю, чтобы открыли городской дом Бенанди, и мы все сможем остановиться там. Я встречусь с твоей сестрой. Я уверен, что очень скоро она меня одобрит.
Селендра мысленно вздохнула, потому что согласно ее плану Эйнар должна была отказать в одобрении, помучив хорошенько Благородную. Шер сделал еще один шаг по направлению к ней. Она отступила.
– Не раньше, чем моя сестра одобрит. И еще одно условие.
– Еще одно? Селендра, ты прекрасна в своем золоте, но я хочу увидеть тебя розовой.
– Твоя мать. – Голос Селендры стал тверже.
– Я беру ее на себя, – сказал Шер.
– Я не выйду за тебя без одобрения твоей матери. Она должна обращаться со мной как с равной тебе. Вчера она наговорила мне много неприятного. Ты мне очень нравишься. Когда мы выбрались из пещеры, я думала о том, каким ты был находчивым, каким храбрым, и какие чудесные и смешные слова ты произнес. – Говоря все это, она была совершенно искренней, она улыбалась, и сердце Шера подпрыгнуло. Если бы он был драконицей, он бы порозовел уже только от этих слов. – Но нам предстоит жить в Бенанди, по крайней мере, часть времени, и я не смогу жить с твоей матерью, если она будет считать меня недостойной и все время укорять за это, и вести себя так, будто я – полумертвый олень, уже покрытый мухами, которого ты притащил из леса. Если мы хотим быть счастливы вместе, она должна принять меня в семью.
Шер моргнул.
– Селендра, мы не обязаны жить с моей матерью. Мы можем навещать ее время от времени на день или два, но мы можем жить где угодно. Кроме этого поместья, у меня еще четыре. Если тебе не понравится ни одно из них, мы можем купить еще одно. Сезон я обычно провожу в Ириете, мы можем и дальше так делать – или не делать, если тебе не понравится. Моя мать не должна играть главную роль в нашей жизни.
– Не должна, но будет, даже если мы постараемся избегать ее. Наши дети, когда они появятся, должны будут знать семью Бенанди. Она будет делать мою жизнь невыносимой при каждой возможности, и жизнь детей тоже, говоря им, что я недостаточно хороша, чтобы быть твоей женой и их матерью. Ты помнишь, что она говорила о моем отце. Я не смогу выйти за тебя, если у вас есть сомнения относительно моей семьи или если твоя мать будет вести себя подобным образом.
– Тогда она примет тебя, – сказал Шер, так решительно выдвинув челюсть, что его друзья и его мать очень удивились бы, увидев это. – В Ириете. Где меня одобрит и твоя сестра.
– О, Шер, – сказала Селендра, любя его теперь без всяких уловок. Он остался на месте, глядя на нее с улыбкой. Селендре казалось, хотя день был все таким же холодным, что огонь Глубокозимья уже зажегся в ее сердце и солнце снова опалило жаром. Шер не воспользовался моментом, чтобы еще приблизиться, хотя она больше и не желала, чтобы в ее силах было его остановить.
– Я должен поговорить с твоим братом, – сказал Шер. – Полетели, моя ненаглядная Селендра.
Они поднялись на воздух и вместе полетели домой.
51. Пятое признание
В этом повествовании уже мельком упоминалось, что Пенн и Шер были друзьями в школе, а затем и в Круге. Будучи добрым, а не жестоким и кровожадным читателем, который бы немедленно отправился к издателю с намерением порвать и сожрать автора, который ему не угодил, вы поверите этому на слово. Вам не показали никаких примеров этой дружбы, таких, из которых следовало бы, что два дракона доверяют друг другу, или таких, где они вместе отправляются на природу, чтобы прекрасно провести время. Правда заключается в том, что настоящая дружба, которая связывала их в детстве, ослабла с течением времени и по причине их взросления. Такими разными были теперь их жизни и удовольствия, что доверие и общие радости стали скорее памятью, чем реальностью.
Это произошло, как Благородна не преминула бы отметить, по большей части из-за различий в их положении. У Шера были деньги и достоинства, присущие его положению, а у Пенна – достоинства, присущие положению сельского пастора. Даже его средства к существованию были даром Шера, или скорее Благородной, а ведь требуется немалая стойкость, чтобы принимать благодеяния друга. Часто обиженным оказывается не дающий, который, несмотря на утрату земных связей, обретает благословение небес и радость приношения даров, а тот, кто, имея немного, должен принимать больше, чем может предложить взамен. Если возврат ожидается и происходит как в отношениях между Пенном и Благородной, в которых духовные и пасторские требы обменивались на земные блага, тогда все еще может быть хорошо. Но в случае с Шером Пенн чувствовал, что он приобретает многое, не давая ничего взамен. Естественно, это его огорчало, и, естественно, он старался не обижаться, – и огорчался из-за того, что надо прилагать к этому усилия. Так же естественно и Шер чувствовал и обиды Пенна, и усилия их скрыть, и это лишало их отношения непринужденности. Кроме всего прочего, жизнь Шера оставалась земной и полной наслаждений, в то время как Пенн с течением времени становился все более и более преданным Церкви и своему приходу. Они действительно отдалились, и оба крайне сожалели об этом, потому что было время, когда они все делали вместе.
Таким образом, когда Шер вернулся с Селендрой, на которой все еще не было признаков розового, что говорило бы само за себя, ему было неловко обращаться к Пенну, более неловко, чем если бы они вообще никогда не были близки. Селендра захотела сопровождать его более для того, чтобы не оставаться наедине с Фелин, чем по какой-либо иной причине, но он мягко ее остановил.
– Я должен поговорить с твоим братом наедине. Нам может понадобиться обсудить предметы, ненадлежащие для тебя.
Когда они вернулись, Фелин дома не было, она навещала прихожан. Селендра взяла книгу, радуясь, что осталась одна.
В кабинете Пенна имелась очень простая дверь, заменившая старую резную дверь много поколений назад. Шер осторожно постучал в нее когтем.
– Войдите, – страдальчески выкрикнул Пенн.
