— Ну, ты сейчас здесь! — перебивает Элис, берет меня за запястье и тянет в комнату. — А это значит, что можешь пойти с нами!
— Пойти с вами куда? — требую я ответа от Руби. По спине бегут мурашки — у меня появляется смутное подозрение.
Руби отходит к туалетному столику и начинает перебирать украшения.
— Ну, я тебе не говорила, знала, что ты не захочешь идти, и потом ты летела во Францию, и это, конечно, гораздо интереснее… — Она говорит быстро, прямо как папа вчера вечером. Внутри у меня холодеет. — Но Скай устраивает барбекю дома, вечеринка скоро начнется, и у нее со двора чудесно видно фейерверк…
— Погоди-ка, — перебиваю я c недоверием, вокруг все плывет. — Скай? Скай Оливейра? Та самая, которую ты называла квинтэссенцией зла, воплощенной в человеческом обличье?
— Прямо так и говорила? — Руби улыбается, надевая на руку большую связку плетеных браслетов. Я вдруг чувствую как собственные браслеты плотно сжимают мои запястья. — Ну то есть да, она иногда бывает резкой…
— Наверное, ее в детстве недостаточно обнимали, — говорит Элис и садится на кровати в позу лотоса.
— Лучше бы ее удав обнял, — бормочу я.
Мысли путаются, я плюхаюсь рядом с Элис на покрывало с узором из индийских огурцов. Как все это понимать? Скай была нашим врагом номер один с тех самых пор, как приехала в Хадсонвилл два года назад: эти супердлинные волосы, спортивные успехи и язвительные замечания. У нее быстро появилась целая армия двойников, и Скай начала охотиться на слабых и беззащитных. Руби, Элис, Инез и я никогда не становились их мишенью, но мы постоянно ощущали презрение.
— Фу, Сам-мер! — хором тянули Скай и ее приближенные, когда у меня, как всегда, волейбольный мяч при подаче не перелетал через сетку.
В девятом классе просто от скуки Скай поставила в коридоре подножку Руби — у нее даже учебник улетел. Руби же со свойственной ей невозмутимостью просто подняла книгу и засмеялась:
— С футболом у тебя так себе, Скай.
А теперь Руби собирается на ее вечеринку?
— Я подумала, там может быть весело, — объясняет Руби и встречается со мной взглядом в зеркале туалетного столика. — А то мы всегда делаем одно и то же, год за годом…
— Сосновый парк! — перебиваю я, ком в горле растет. — Нам же нравится Сосновый парк. Разве тебе не нравится Сосновый парк? — спрашиваю я у Элис, надеясь обрести союзника.
— Я обожаю природу, — мечтательно говорит Элис, при этом она, распрямив ноги, выходит из йоговской позы и встает с кровати. Не спеша двигаясь, она оказывается рядом с Руби у туалетного столика и начинает рассеянно выбирать помаду. — Но ведь вечеринка будет у Скай во дворе…
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.
— А как получилось, что вас вдруг пригласили?
Руби теребит цепочку на шее, водя кулоном с буквой R вверх-вниз.
— Да Скай на днях зашла в кафе и пригласила, — объясняет она беззаботным тоном.
— С каких это пор ты стала запросто болтать со Скай? — спрашиваю я и слышу в своем голосе обвинительные нотки. На самом же деле я хочу узнать вот что: с каких это пор мы с тобой перестали все друг другу рассказывать?
— У-у-у, — произносит Руби вместо ответа. Она хватает со столика телефон. — Давайте-ка перед выходом сфоткаемся.
— Саммер, и ты с нами! — зовет Элис и рукой делает мне знак подойти. Она позирует рядом с Руби, держа помаду у рта, они обе широко улыбаются, глядя в телефон.
Когда я встаю с кровати и иду к ним, не могу отделаться от ощущения, что увязла в чем-то сладком и липком. Становлюсь по другую сторону от Руби и улыбаюсь, зная, что выглядит это неестественно. Руби делает кадр за кадром, она прижалась щекой к Элис, а меня не покидает мысль, что на этих фото я лишняя. Будто откуда-то вырезали и вклеили здесь — плохая работа в фотошопе.
Руби удовлетворенно опускает сотовый и принимается выкладывать фото в инстаграм, а Элис возвращается к зеркалу, чтобы снова заняться помадой. Я отворачиваюсь и глотаю слезы, которые так и норовят вырваться наружу. Какая неприятность. Я-то думала, со слезами покончено еще вчера. Изучаю цветные гобелены на стенах — несколько лет назад Руби купила их во время поездки в Индию. В этой комнате всегда было что-то яркое, заграничное, и поэтому приходить сюда было для меня спасением. Это был — есть — мой второй дом.
— Эй, малыш. — Руби дотрагивается до моей руки, я напрягаюсь. — Ты в порядке? — тихо интересуется она.
— Просто устала. — Соврав, я тру глаза. — Не думаю, что в состоянии идти на вечеринку, — добавляю торопливо, и это правда. Даже представить себе не могу, что придется тащиться домой к Скай вместе с грузом несостоявшейся поездки и внезапно возникшей натянутостью — это ведь натянутость? — в отношениях с Руби. Кивать и улыбаться всем из школы, хотя они мне не по душе, и чувствовать себя еще более неловко, чем обычно? Нет уж, спасибо.
— Уверена? — Руби задает вопрос, но выглядит рассеянной, смотрит в мобильник, проверяет, лайкнул ли кто-то ее новое фото.
— Я ведь даже не одета, как надо, — говорю я, и это правда. На мне жалкая футболка из дневного лагеря Ассоциации молодых христиан и старые джинсовые шорты. Все мои хорошие вещи в чемодане, который по идее должен вернуться ко мне в течение трех-пяти рабочих дней.
— Возьми что-нибудь у Руби, — не унимается Элис. Но я уже качаю головой и прошу их писать мне о том, что будет на вечеринке, хотя на самом деле мне это совершенно неинтересно. Я обнимаю Элис, прощаясь с ней, и поворачиваюсь к Руби.
— Люблю тебя дважды, — произносим мы хором и смеемся.
Руби требует держать ее в курсе о ходе операции «Уговорить папу», я покорно соглашаюсь. На секунду мне даже кажется, что все в порядке, что я выдумала всю эту холодность.
Я ухожу, а Руби и Элис, болтая, продолжают готовиться к вечеринке — вечеринке у Скай Оливейры. И тогда я понимаю, что нормального в этих обстоятельствах мало.
На улице я щурюсь от послеполуденного солнца и опускаю на глаза темные очки. Хочется вернуться домой, залечь в своей комнате. Спрятаться. Мама любит посмеяться над тем, что я верю в астрологию, но мой знак — Рак, и я действительно бываю похожа на краба: если не в состоянии справиться с внешним миром, забираюсь в панцирь.
Я сажусь на велик. Успокоиться не получается. Я взвинчена. И тогда я пускаюсь вниз с Оленьего холма. Приятный, похожий на мескитовый аромат несется из дворов, где жарят барбекю. Группа детишек бросается через улицу, размахивая палочками с красной, белой и синей блестящей мишурой. Мне приходится резко затормозить, и я, как старуха, кричу им, чтобы были осторожнее. Они не обращают на меня внимания.
Я жму на педали, несусь вдоль домов и тротуаров, которые прекрасно знаю. Мимо больницы, где работает мама Руби и где родилась я. Где мне, восьмилетней, накладывали швы, когда я свалилась с велосипеда. Папа сжимал мою руку, а врач скорой зашивал мне коленку. Так странно об этом думать — папа тогда проводил время с нами. Хотя и не так уж много времени. Уже тогда он часто ездил в Европу, выставлялся, стараясь продать картины. Возможно, отношения моих родителей дали трещину еще до развода, точно так же почва имеет дефект до того, как начинается землетрясение.
