Я отворачиваюсь от папиного дома, в груди тяжело. И то, что летний роман у Руби с Остином Уилером, только усугубляет проблему. Остин — слащавый блондин, еще одна шестеренка в машине популярности. Он приятель Скай Оливейры, и я, конечно же, опасаюсь, что Руби тоже к этому стремится. Хотя она и не упоминала о Скай ни в одном из сообщений, печальные доказательства видны в инстаграме. Например, Скай разместила фото с вечеринки Четвертого июля, там она с несколькими клонами, они позируют в ее роскошном дворе. И там же, на заднем плане, в полосатом платье сияющая Руби болтает с Остином. Увидев эту фотографию, я скорчилась, будто от удара в живот.
Несколько дней спустя Остин выложил свое фото со Скай и Руби, они втиснулись в кабинку в «Лучше латте, чем ничего», Руби в фартуке бариста, Скай и Остин пьют кофе со льдом, все широко улыбаются, будто самые близкие друзья. Удар в живот номер два.
Тем временем мы с Руби обмениваемся безобидными письмами. Я рассказываю о жизни в Ле-дю-Шеман, она — как навещала отца в Коннектикуте. В своей типичной манере Руби советует мне не только позвонить симпатичному официанту Жаку («Давай!»), но и сфотографировать его и прислать ей («Фотки — или ничего не было!»). Мы по-прежнему подписываем каждый мейл своим фирменным «Люблю тебя дважды». Но чувство такое, будто что-то не так.
Я плетусь по Рю-дю-Пэн, руки в задних карманах шорт. Меня бесит, что я далеко от Руби. Далеко от дома. Уверена, будь я в Хадсонвилле, все было бы как обычно. Мы с Руби откровенничали бы друг с другом, как всегда. Я бы узнала все секреты, получила бы все ответы.
А здесь мне приходится искать ответы в инстаграме. Я слежу не только за Руби, Скай и Остином. Элис постит фотки из Калифорнии, где навещает Инез, там они беззаботно отдыхают на пляже, как и положено лучшим подругам. Хью Тайсон (он не очень активен в инстаграме, но когда все-таки загружает пост, у меня сердце замирает) разместил фотографию камеры Nikon DSLR, тетя Лидия подарила мне такую же. Подпись гласит: «Летние курсы фотографии — это классно!» Интересно, он ходит на курсы в Нью-Йорк-Сити?
Я использую свой Nikon каждый день: снимаю лимонные деревья в папином саду, пирожные и свежеиспеченный хлеб в булочной, фонтан с купидонами на углу. Сейчас, когда прохожу мимо фонтана, свернув на бульвар Дю-Томп, немного жалею, что камеры с собой нет.
Я могла бы снять белый каменный собор на фоне ярко-голубого неба. Или двух старушек на ступенях собора, они разломили пополам багет и едят, а голуби склевывают крошки у их ног. Красную вывеску TABAC. Кафе Cézanne, где освещенные солнцем уличные столики заполнены обедающими людьми. Маленький магазинчик с одеждой, где в витрине выставлены балетки пастельных тонов…
Я задумываюсь возле магазинчика, и что-то буквально вталкивает меня внутрь. По магазинам я не ходила с мая, когда была с Руби в торговом центре — покупала вьетнамки в поездку. Здесь обои в горошек, винтажные сумки на полках, бутылочки духов на подносах и стильные короткие платья на плечиках. У нас в торговом центре все это смотрелось бы странно, а в Ле-дю-Шеман это на своем месте. И я чувствую, что сейчас мне следует выбрать тоненькую блузку с коротким рукавом и c узором из маленьких красных цветов, немного напоминающих маки. Я несу блузку в примерочную, где снимаю с себя фиолетовую маечку Руби.
— Très jolie, — говорит продавщица, когда я выхожу посмотреться в большое зеркало.
Мне понятно, она говорит, что блузка «очень красивая», и это ее работа. Я смотрю в зеркало, подняв непослушные волосы наверх, и признаю, что блузка… хорошенькая. Цвет подчеркивает мой розовый румянец, и мне нравится свободный, летящий силуэт в сочетании с джинсовыми шортами. Руби такое не наденет, она предпочитает обтягивающее, но это ничего. Может быть, это даже хорошо.
Чувствую себя немного безрассудно, так же, как тогда, в сарае, когда я дала отпор Элоиз. Заикаясь и смешивая французский с английским, говорю продавщице, что хочу купить блузку — в кармане достаточно евро — и прошу отрезать этикетки. Несколько минут спустя я уже на улице в очень красивой новой блузке, а майка Руби скомкана в руке.
Теплый послеполуденный ветерок раздувает мою обновку. Я улыбаюсь, мне кажется, что я невесома, что плыву над брусчаткой. На бульваре полно людей, и, проходя мимо Café des Jumelles, я задеваю чье-то плечо.
— Excusez-moi. — Я горда, что автоматически перешла на французский.
Прохожий — подросток пониже меня с шапкой кудрявых каштановых волос и карими глазами. Не понимаю, с чего это он останавливается и начинает улыбаться.
— Bonjour, mademoiselle, — обращается он ко мне, будто приглашая к разговору. — Ça va?
Так. У меня начинает гореть лицо. Неужели этот парень… ну, вроде как подкатывает ко мне? Я снова вспоминаю о торговом центре у нас в городе, о том, как незнакомые парни, широко улыбаясь, иногда говорили Руби «Привет!», когда мы с ней ходили по магазинам. Если парень был симпатичный, то Руби тоже говорила «Привет!», и, бывало, они обменивались телефонами. Я же всегда молчала, невидимка на вторых ролях. Мне никогда не улыбались, со мной никогда не заговаривали, и я к тому привыкла. Я не привыкла к этому.
Кареглазый мальчик, похоже, ждет ответа. Но я слишком взволнована, чтобы сказать «Ça va» или вообще хоть что-нибудь. Поэтому я отворачиваюсь и ухожу, сердце бьется все сильнее. Правда, я украдкой бросаю взгляд через плечо: мальчик все еще смотрит в мою сторону и улыбается. Потом он пожимает плечами и уходит.
Под новой блузкой глухо колотится сердце. Не понимаю. Это что, блузка волшебная? Поэтому парень меня заметил? Может, дело в самой Франции или во французских мальчиках. В конце концов, я же в кафе общалась с Жаком, хоть сейчас и кажется, что этого не было и больше не будет никогда.
Отвлекшись, я поворачиваю на залитую солнцем площадь, где расположился фермерский базар. На прилавках горы сыра и овощей, фруктов и цветов. Целые блестящие рыбины лежат на льду, на столах расставлены бутылочки с лавандовым маслом и разложены упаковки с травами. Я останавливаюсь, чтобы рассмотреть связанный прутиками в пучки чабрец, и думаю, можно ли будет его в августе отвезти домой как сувенир из поездки. Не то чтобы мама захочет воспоминаний о Франции и об отце. Или Руби найдет применение чабрецу. Я смотрю на ее маечку у меня в руке.
Я брожу в толпе. Мужчины и женщины болтают с продавцами, вокруг приятный шум торговли. Останавливаюсь возле прилавка с овощами, восхищаясь горой красных спелых помидоров. Может, куплю себе на обед, а к нему кусок бри с сырного прилавка. Лезу в карман, чтобы посмотреть, остались ли евро, и вдруг сзади слышу знакомый голос.
Мужской голос. Сердце снова ускоряет свой ритм, и я оборачиваюсь. Рядом с бочками оливок с продавцом разговаривает симпатичный официант Жак. Я вижу его профиль, и у меня перехватывает дыхание: высокие скулы и большой красивый нос, копна черных волос. Он здесь. Будто я его вызвала силой мысли. Я все еще стою возле помидоров, сердце колотится, голова кругом. Можно пойти на поводу у своей застенчивости и поспешно исчезнуть. Или…
