Некоторые из детей уже получили свои рожки и отошли в сторону, их рты и руки вымазаны в разноцветной посыпке и ванильном мороженом. А двое — две светловолосые веснушчатые девочки — еще стоят возле лотка, серьезно изучая ассортимент на полосатом зонте.
Я присматриваюсь. Это те же девочки, которые в этом парке делали колесо Четвертого июля. И напомнили мне нас с Руби. Я не свожу с них глаз. То, что они здесь, — не означает ли это, что у нас с Руби все будет хорошо? Не знаю. Девчушки тем временем покупают себе ванильно-шоколадное мороженое в вафельных рожках и вместе убегают. То, что они здесь, может означать и что-то совсем другое.
— Итак… — врывается Руби в мои мысли, протягивая мне мой рожок. Она знает, что́ я люблю. — А вот интересно. Тебе не любопытно узнать о ней?
Я моргаю.
— О ком?
Руби, заметно нервничая, откусывает верхушку своего шоколадно-миндального рожка.
— О той… другой девочке, — произносит она, повторяя мои слова. И смотрит с опаской. — Из Франции? — добавляет она. — О Той-Кого-Нельзя-Называть?
— А-а, — вздрагиваю я.
Сама не знаю как, но мне удалось выбросить ее — и отца — из головы. Теперь они врываются назад. Я крепко сжимаю рожок в кулаке. «Нет, — хочется соврать мне. — Хочется узнать? О ней? Нисколечко».
— Да, — признаюсь я, правда прорывается наружу. — Она… она… — Я не могу произнести слово «сестра». Или «полусестра». Даже в мыслях. — Она загадка, — заключаю я. И это тоже правда.
— У тебя тает, — говорит Руби.
И я замечаю, что мороженое стекает мне на пальцы. Тогда я берусь за шоколадно-ванильный завиток и, даже несмотря на туман тревоги, наслаждаюсь великолепной сладкой прохладой. Это и есть вкус лета.
— Ну, а ты собираешься перезвонить отцу? — мягко интересуется Руби, ее тон далек от командного. По парку гуляет теплый ветерок, он поднимает поля ее шляпы и выдувает локоны из моего узла на макушке. — Он ведь тебя просил? Вдруг… это поможет?
Час назад я бы огрызнулась в ответ, сказав, что Руби ничего не понимает и что я никогда и ни за что не буду больше иметь дело с отцом. Но сейчас, стоя вместе с ней возле лотка с мороженым, я чувствую, что моя уверенность пошатнулась. Я не знаю, что делать.
Стоит перезвонить отцу? Принять решение. Мне это так тяжело дается. Дети, в том числе и две светловолосые девчушки, проносятся мимо нас и с лакомством в руках выбегают из парка. Им весело, у них еще все лето впереди, до августа и до начала занятий в школе еще целая вечность. Чем ты младше, тем медленнее идет время; кажется, что мир больше и что все по плечу. Ребята забираются на велосипеды и самокаты и исчезают в голубом мареве дня. Интересно, не отправились ли они в то самое место для купания?
В заднем кармане вибрирует телефон, и я вздрагиваю. Сообщение. Прошу Руби подержать рожок и достаю мобильный. Сердце прыгает в груди. «Привет, Саммер. Надеюсь, ты прекрасно провела день рождения и презентация в классе прошла хорошо. Уверен, что ты сделала все как надо. Я снял классные кадры в Ди-Си. Обязательно покажу, когда вернусь. До завтра. Хью».
Не могу сдержать улыбки на лице. Это так похоже на Хью — подписаться, будто я не сохранила его номер в телефоне еще в Нью-Йорк-Сити. При мысли о Нью-Йорке я улыбаюсь еще шире. Может быть, мы с Хью как-нибудь съездим туда вместе. «До завтра», — написал он, конечно, имея в виду занятия по фотографии. Но слово «завтра» очень многообещающее. Слово с большим потенциалом, как поцелуй в щеку.
— Ну, чему это ты там улыбаешься? — требует ответа Руби. Она придвигается ко мне с рожками в обеих руках. — Если бы могла, отобрала бы мобильник.
Теперь к моей улыбке добавляется румянец.
— Мне пришло сообщение от Хью, — объясняю я, забирая у Руби свой рожок и крепко держа мобильник второй рукой.
От удивления Руби выпучивает глаза.
— От Хью Тайсона? Шутишь?
Я отрицательно качаю головой, похрустывая рожком. Среди всей этой суеты я и забыла, что не рассказала Руби ни про Хью, ни про водоем, ни про что.
— Почему ты так спокойна? Что происходит? — спрашивает Руби. Теперь уже ее мороженое тает, стекая по рукам, а она изумленно смотрит на меня. — Это ведь тот Хью Тайсон, да? Сын мэра? Симпатичный ботаник? Ты притворялась, что терпеть его не можешь, только чтобы он не догадался, что влюблена в него по уши? И он запросто шлет тебе сообщения?
Я смеюсь.
— Да, это тот самый Хью, — отвечаю я, а у самой внутри все замирает при мысли о нем. — Это… совсем другая история.
— Похоже, что да, — говорит Руби, ее глаза все еще широко раскрыты. И прежде чем я успеваю ей помешать, она, вытянув шею, заглядывает мне в телефон. Но не для того чтобы прочитать сообщение Хью, а для того чтобы посмотреть, сколько времени.
— Тьфу, — фыркает она. — Надо же, мне пора возвращаться в «Лучше латте» именно сейчас. Как несправедливо.
— Ее я расскажу тебе в другой раз, — говорю я, кладя телефон обратно в задний карман шортов.
Руби смотрит на меня с тревогой, ее брови приподняты.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Она запихивает в рот остатки рожка и наклоняется ко мне, чтобы еще раз обняться. Вот он, знакомый цветочный аромат. Потом, отступив назад, она говорит, что напишет и что в эти выходные Элис возвращается домой, так что нам надо встретиться. Потом Руби машет мне, спеша к выходу. Я машу ей в ответ.
Только когда Руби уже садится на велосипед и уезжает, я понимаю, что мы не сказали: «Люблю тебя дважды». Но это, наверное, ничего. Трещинка между нами может появиться, я это теперь понимаю, но может и зарасти. Отпустить Руби не значит потерять ее. Доев свой рожок, я иду назад, чтобы собрать вещи. Складываю все в рюкзак и покидаю Сосновый парк, твердо зная, куда сейчас отправлюсь. Я еду в сторону Оленьего холма и, свернув на Ривер-эллей, несусь мимо худосочных деревьев.
Как видно, те дети из Соснового парка купаться не поехали. Уединенное местечко безмятежно, точно как в тот день, когда меня привел сюда Хью. Я сбрасываю шлепки и, усевшись на плоские гладкие камни, опускаю ступни в холодную реку, это настоящее спасение от жары. Водопад журчит, я делаю снимки и размышляю.
Так проходит несколько часов. Солнце подобрело и уже не палит так нещадно, как раньше; по небу несутся облака. Вода плещется у моих щиколоток, становясь то прохладнее, то теплее. День начинает плавно перетекать в ранний вечер.
К тому времени, когда я опять сажусь на велосипед и отправляюсь в сторону дома, решение уже принято. У меня не остается ни сомнений, ни колебаний, когда я добираюсь до Рип-Ван-Винкль-роуд. Слезая с велосипеда, я все же про себя отмечаю, что сомневаться не всегда плохо. Если бы не сомнения, люди бы никогда не смогли избавиться от своих обид, секретов или страхов.
Я проскальзываю в дом. Там работает кондиционер, и уже стало слишком холодно. Я выключаю его и открываю окна в гостиной. На диване дремлет Ро. Пока я сидела у водоема, пришло сообщение от мамы: она написала, что все-таки отправилась на занятия и придет не очень поздно, и спросила, все ли со мной в порядке и куда я убежала. Я ответила, что все хорошо и убежала я недалеко.
