— Иди сюда, — говорит мама и машет мне. У нее на коленях скрепленные листы бумаги и отточенные карандаши. Наверное, проверяла здесь работы студентов, она часто так делает летом. — Смотри, как классно! — говорит она, когда я подхожу. — Можно наблюдать грозу.
Я устраиваюсь рядом. Воздух прохладный, и я растираю руки. От удара молнии небо белеет, это похоже на гигантскую фотовспышку. Снова раздается сильный раскат грома, и кажется, что содрогается весь дом. В тот вечер, когда я чуть не улетела во Францию, была такая же мощная и дикая гроза. Сказать маме, что я говорила с отцом? И согласилась на его приезд в Хадсонвилл? И что по телефону познакомилась с Элоиз? Все это может подождать, хотя бы до завтра. А сейчас хочется просто сидеть и молчать под раскаты грома. Это настоящее облегчение.
— Я виделась с Лидией, — через некоторое время говорит мама. Сняв очки, она вытирает стекла подолом розовой блузки. — Она спрашивала о тебе. Хоть и предполагала, что ты не придешь на занятия, но все-таки беспокоилась.
Спасибо тете за понимание, за заботу. Мне так надо поговорить с ней, по-настоящему поговорить, и поскорее. Хочу услышать историю про маму и папу с ее точки зрения. Вообще надо получше ее узнать. Очень надеюсь, что все это получится.
— И что ты ей сказала? — спрашиваю я маму. Поставив босые ноги на скамью, я обнимаю руками колени.
Мама, взглянув на меня, гладит мою руку.
— Сказала, что с тобой все в порядке. Будет все в порядке.
Я киваю. Молния огромным трезубцем раскалывает небо. Я представляю себе тетю Лидию. Наверное, она у себя дома, тоже наблюдает за молнией. Может, даже хочет ее сфотографировать. А Руби тоже видит? А Хью, если уже вернулся из Ди-Си? Остин? Скай? Весь Хадсонвилл?
В каком-то смысле гроза разразилась только для нас с мамой. Вспоминается старая поговорка: молния никогда не попадает в одно место дважды. Я знаю, это скорее не о молнии, а о том, что ничего не повторяется.
— Как ты думаешь, — продолжает мама, пытаясь перекричать дождь, — не стоит ли тебе поговорить с кем-то… с профессионалом? — Она снова смотрит на меня.
— Типа, с психотерапевтом? — Я вопросительно смотрю на нее. Когда родители Руби развелись, ее и Раджа сразу же направили на сеансы психотерапии. Тогда я им почти завидовала.
Мама кивает, взгляд ее карих глаз задумчивый.
— Мне лично это помогает. Подумай на всякий случай.
— Обязательно, — обещаю я.
Изучая мамин профиль, я беру ее за руку. Конечно, я еще не совсем простила маму. Но, как сказал папа, надо двигаться вперед постепенно, шаг за шагом.
Во время разговора с Элоиз я переживала, что у нее полная семья. А теперь я понимаю, что и у меня тоже. У меня есть мама. А у мамы я. У нас есть тетя Лидия, Макс и все остальные, кто нас поддерживает. Все вместе мы составляем одно целое.
— Смотри, — вдруг говорит мама, ее глаза расширяются. Она указывает вперед, и я перевожу взгляд туда.
Гроза прекратилась. Закончилась так же быстро, как и началась. Несколько дождевых капель падает с деревьев на землю, в лужах отражается лунный свет. Вечер тихий и безветренный.
— Разве… разве это возможно? — спрашиваю я у мамы, глядя на нее в полном изумлении.
Мама пожимает плечами.
— Все возможно, — говорит она.
Я разглядываю знакомую улицу, красивую и сверкающую после грозы. Она не такая, как обычно. Я вспоминаю, что Рен рассказывала про Эмили Дикинсон: та никогда не покидала родного города, но очень глубоко понимала мир. Наверное, не важно, куда ты едешь, важно, что ты видишь.
Мое лучшее лето. Я связывала его с Францией. Но если бы можно было прокрутить время назад, поменяв дом на Францию, согласилась бы я? Теперь уже не уверена. Если бы я улетела во Францию, то так бы и не увидела водоема, не попала бы на курс фотографии, не научилась бы не бояться Хью Тайсона. Запрокинув голову, я вглядываюсь в небо. Облака рассеялись, и во всей своей красе показались звезды. Их так много — они заполняют все иссиня-черное небо.
— Расскажи, мам, — говорю я, будто снова стала маленькой и прошу сказку. — Расскажи мне какую-нибудь теорию. Вроде той, что о параллельных вселенных.
Мама — она тоже глядит на небо — тихо смеется.
— Ну, — начинает она, — некоторые философы, некоторые ученые считают…
У меня по спине пробегает приятный холодок, когда я слушаю маму, глядя на звезды. Там, наверху, так много неизведанных тайн! Да и здесь, внизу, тоже их немало. Всех их мне никогда не узнать, но, наверное, это нормально. Пожалуй, так и должно быть.
Часть седьмая
Двойная жизнь
Среда, 19 июля, 7:17 утра
ПЕРСИКОВЫЙ ДОМ С ЗЕЛЕНЫМИ ставнями выглядит пустым. Убегая вчера, я не взяла ключ. Внутри все сжимается, и я стучу в дверь. Тишина. Стою на пороге, точно в первый день, сердце выскакивает из груди. И сразу, как и в тот день, замечаю движение в окне второго этажа. Кружевная занавеска колеблется, появляется бледное лицо Элоиз. Она смотрит на меня, и я, затаив дыхание, смотрю на нее, гадая, о чем она думает.
Занавеска возвращается на место, входная дверь открывается. На пороге Вивьен: рыжеватые, собранные в низкий хвост волосы, ясные голубые глаза, элегантная полосатая рубашка и укороченные черные брюки. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Жизнь движется по кругу, все повторяется. Глаза Вивьен расширяются.
— Саммер, — тихо говорит она. Сам-эйр.
Она делает ко мне шаг, будто хочет обнять или поцеловать в щеку, но в итоге не решается. Я смотрю на нее. Вот она, женщина, разбившая мою семью. Я должна ее ненавидеть. Мне должно хотеться кричать на нее, толкнуть ее. Сказать ей, чтобы не разговаривала со мной и не смотрела на меня. Но формальная вежливость почему-то рассеивает злость. Вивьен — незнакомка. Так же было, когда мы с мамой в прошлом году поехали на машине в торговый центр и какой-то парень сзади врезался в нас. Мама вышла, чтобы обменяться с ним данными по страховке, и они были удивительно вежливы друг с другом. Ах, вы чуть не убили меня или чуть не сломали мою жизнь, но ничего личного, давайте вести себя цивилизованно! Интересно, если маме и Вивьен когда-нибудь доведется встретиться, мама поведет себя так же?
— Ты отца не встретила? — спрашивает Вивьен.
— Что? Где? — В смятении я оглядываюсь через плечо.
— Он ушел минуту назад, — говорит Вивьен. Выйдя на порог и сощурившись, она изучает Рю-дю-Пэн. — Вы разминулись с ним? — Ее сильно смущает это таинственное обстоятельство.
Но никакой тайны нет. Мы разминулись с отцом, потому что я приняла молниеносное решение заскочить в булочную. Пока я была там, он был здесь. Но зачем?
— Куда он ушел? — спрашиваю я у Вивьен и кисло добавляю про себя: «Снова уехал в Берлин?» Я бы не удивилась.
