«Я удивляюсь твоей глупости! Твоей слепоте! Неужели ты не видишь, что я тебя люблю, а Инка только притворяется! Неужели ты такой слепой?! Неужели ты такой дурак, что тебе надо объяснять очевидное?! Так вот – я объясняю! Инке ты нужен только для того, чтобы в очередной раз меня унизить! Она считает, что все хорошее по праву принадлежит ей! Она притворяется, играет любовь, играет с тобой, как с котенком! Разве непонятно?! А я тебя люблю!!! Люблю, понимаешь?! Ты совершаешь страшную ошибку, милый! Не надо! Не женись на ней, тебе с ней будет плохо! А со мной будет хорошо! Я знаю! Нам будет хорошо вместе! Мы созданы друг для друга! Ты мой, а не ее! Давай поженимся!.. Милый! Милый!»
– Уйди! – попросил Алексей. – Уйди и больше никогда не возвращайся. Я никогда не смогу тебя забыть, но мне очень хочется это сделать. Уйди, пожалуйста!
– Ты хочешь досмотреть передачу? – удивленно спросила Инга голосом Инны.
– Я жить хочу, – ответил Алексей. – Уйди!
Лицо Инги разлетелось на осколки, словно упавшая на пол тарелка. Алексей увидел стоящую на пороге Инну и смущенно сказал:
– Прости, это я сам с собой. Передачей навеяло…
– Тебя интересуют проблемы экстракорпорального оплодотворения? – удивилась Инна, оборачиваясь к телевизору. – Вот бы никогда не подумала…
– Да я не смотрю, он сам для себя работает! – заявил Алексей, поднимаясь с кресла. – Где Лиза?!
– Сядь пока, – Инна взяла пульт и выключила телевизор. – Лиза на кухне. Приходит в себя. Мне кажется, что ей немного неловко. Короче говоря, она стесняется…
– Что за глупости! – возмутился Алексей. – Зачем ей меня стесняться?!
– Сядь, пожалуйста! – повторила Инна и, подавая пример, села на край кровати. – Лизе неловко от того, что она тебе не верила. Мне, признаться, тоже неловко…
– Я столько лет ждал этого момента совсем не для того, чтобы кому-то было неловко! – заявил Алексей, продолжая стоять на ногах. – Предлагаю всем оставить «неловко» вместе со стеснениями в прошлом! А то я тоже, глядя на вас, начну стесняться! Пойдем!
Алексей взял Инну за руку и потянул за собой. Инна не сопротивлялась, даже напротив – в коридоре выбежала вперед, как будто хотела убедиться, в порядке ли Лиза, готова ли она к встрече с отцом…
Все произошло именно так, как представлял Алексей, – долгие объятия, немного слез (Лиза, кажется, уже выплакалась, а самому ему сейчас больше хотелось не плакать, а смеяться) и бесконечные повторения одного и того же:
– Лиза!
– Папа!
– Лиза!
– Папочка!
– Лиза!
– Как долго…
– Как долго…
– Папа!
Голос у Лизы и впрямь был глубоким и богатым. Слово «папа» она каждый раз произносила с новой интонацией: то просто радостно, то радостно-недоверчиво (неужели это ты, папа?), то как-то еще, но все равно с радостью. Голос изменился, а вот волосы у Лизы пахли точно так же, как в детстве, и смотрела она так же – восторженно и доверчиво. Смотрела в глаза, улыбалась, гладила по щеке, сначала осторожно, а потом все смелее и смелее, прижималась. Алексей не отрываясь смотрел на дочь, гладил ее, целовал и краем уха слышал, как Инна деловито стучит посудой, накрывая на стол. Инна всегда умела вести себя естественно и делала именно то, что нужно делать в этот момент. Не мешала, поскольку сама уже встретилась с мужем по полной программе, и без дела не сидела. Долгожданный семейный ужин… Через столько лет… Страшно было даже вспоминать, через сколько именно, но Алексей все же вспомнил, сосчитал, «взвесил» и с радостью подумал о том, что отсчет «плохого» времени в его жизни закончился несколько минут назад и, вообще, все плохое в его жизни закончилось. Впереди будет только хорошее. Иначе и быть не может, ведь у него теперь есть все, чего может желать человек…
Лиза что-то говорила, но смысл ее слов доходил до Алексея не полностью. Эмоции захлестывали, слова мешались в голове, голова от всего происходящего кружилась, время то казалось остановившимся, то стремительно мчащимся…
– Ты знаешь, я так же люблю хватать со стола, как и раньше, – в доказательство Лиза схватила с тарелки кусок ветчины и с преувеличенным испугом посмотрела на мать. – И забываю мыть руки перед едой. Иногда…
– Хватай, – улыбнулась Инна. – Сегодня можно, сегодня все можно. Такой уж сегодня день…
– Если уж мама разрешает… – Алексей подмигнул дочери и тоже взял ветчины. – О, как вкусно!
– Вкусного будет еще много! – предупредила Инна. – Так что не спешите наедаться. Лучше помогите поскорее накрыть на стол.
Помогали так активно, что разбили две тарелки. Почти одновременно, одну за другой. Инна посмотрела на разлетевшиеся по кухне осколки, посмотрела на виновато застывшего Алексея и Лизу, уже стоявшую с веником наготове, и сказала:
– Погодите-ка. Я тоже хочу.
Взяла первую подвернувшуюся под руку тарелку, с размаху ударила ее о пол и удовлетворенно констатировала:
– Вот теперь все. Можно подметать.
И снова посмотрела на Алексея. Со значением, так, будто хотела сказать ему что-то очень важное, причем тайно от дочери. Алексей кивнул, подтверждая, что все понял. Плохое ушло из жизни вместе с этими тарелками, с осколками, которые сейчас сметает Лиза. Разбитые тарелки – своеобразная жертва. Пусть больше ничего плохого не произойдет. Пусть не будет в жизни большего горя. Белая полоса начинается, и пусть она длится вечно!
Разбитыми тарелками дело не закончилось. Провозгласив тост за встречу, Алексей так энергично двинул своим бокалом, что тот с жалобным звяканьем треснул. Вино пролилось на стол, но очень аккуратно, можно сказать, деликатно пролилось, между двумя салатницами. Лиза тут же созорничала, совсем как в детстве. Вместо того чтобы поскорее вытереть винную кляксу, «художественно» размазала ее пальцем в цветок с пятью крупными лепестками. Цветок прожил считаные мгновения и был безжалостно стерт салфеткой. Церемонию пришлось повторять. На этот раз Алексей осторожничал: выставил вперед свой бокал, давая возможность жене и дочери коснуться его своими бокалами.
– А вот странно, – сказала Лиза. – Никто меня никогда не ругал за разбитую посуду, и посуда у нас самая обычная, недорогая, не севрский фарфор, а все равно я немного пугаюсь, когда что-то разобью. Почему так?
– Это память, въевшаяся в гены, – усмехнулся Алексей. – Мне за разбитую посуду доставалось по полной программе. Не столько за ущерб как таковой, сколько за безалаберность.
– Тебя пороли? – Лиза испуганно округлила глаза.
– Экзекуция в виде длинной нотации хуже порки, – ответил Алексей. – Ты не представляешь, как тебе повезло, поскольку мы с мамой не любим длинных нотаций.
– Так вы меня и не пороли ни разу, – «упрекнула» Лиза.
– Один раз очень хотелось выпороть, но мне удалось сдержаться, – улыбнулась Инна.
