Второй охранник приоткрыл калитку, в которую тут же проскользнул мальчик. Судя по раздавшимся голосам, на улице уже собралось немало народу.
– С чего решили, что та женщина ведьма? – повторил вопрос Хоар.
– Так беда ж у нас! – вскинул руки староста. Даже вскочил из-за стола. – Пастухи пропали. Восемь человек!
Хродвиг и Хоар переглянулись. Ултер сидел, боясь пошелохнуться. Даже на убежавшего мальчишку не обернулся посмотреть – так ему было интересно.
– Когда пропали? – спросил Хоар, тоже берясь за кружку.
– Кто ж знает! Сбили стадо, как обычно, и погнали каждый на свое пастбище. Вверх. Весной. Раз в седмицу отправляли им человека с хлебом. Наверх – с хлебом, вниз – с брынзой. И ото всех пастухов посланцы приезжали с брынзой да новостями, честь по чести. А тут вот вернулся парень, глаза как плошки – нет никого, говорит. Собаки стадо сбили, овцы недоеные орут. А людей нет! Это все ведьма! И сыночка им своего подослала!
– Да что тут творится! – вспылил Хоар.
В это время привели Ойдена, который зазвал их вчера в деревню. Под глазом у него огромным фиолетовым цветком распустился синяк. Услышав последние слова старосты про сыночка, он вскинулся.
– Ойкон пропал, как и все! И Эйда теперь плачет целыми днями! – закричал он на старосту. – И никакая она не ведьма!
«Большой, однако, фингал ему поставили», – разглядывая синяк на лице мужичка, подумал Ултер.
– А ну цыц! – прикрикнул Хоар. – Отвечай только на вопросы, Ойден. Как вчера. Понял?
– Да, – остывая, сам напуганный своей горячностью, буркнул тот.
– Эйда – твоя жена. Ойкон – твой сын. Верно?
– Так, – кивнул головой мужичок.
– Ойкона отправили по весне пастухом в горы, так?
– Подпаском, – боязливо поправил Хоара Ойден, поглядывая на старосту.
– А потом пастухи и Ойкон пропали. И твоя жена стала плакать. А ночью ушла куда-то…
– Не ходила никуда! – не выдержал Ойден. – Дома была!
– Подойди сюда, – негромко сказал Хранитель.
Ойден вмиг смолк и маленькими шажками двинулся к Хродвигу. Приблизился и встал напротив, рядом со старостой.
– Посмотри мне в глаза, Ойден, и отвечай: уверен ли ты, что жена твоя Эйда спала той ночью подле тебя и не отлучалась? Возьмешь ли в свидетели слов своих Великое Небо?
Ойден стоял, не смея отвести глаз от Хранителя. Кадык ходил на его худой шее вверх-вниз, вверх-вниз. Затем он опустил глаза и чуть слышно произнес:
– Не возьму…
– Что?! – вскрикнул староста, вскакивая. Он взял за грудки односельчанина и затряс его.
– Это мой суд, Эйдир! – строго сказал Хродвиг. – Или ты захотел стать Хранителем?
Хранителем староста деревни стать не хотел. Сжимая кулаки, он уселся подальше от допрашиваемого. Ойден со страхом посмотрел вслед старосте и вновь повернулся к Хродвигу.
– Эйда плакала весь день. А я так устал… Я выпил пива и поколотил ее, чтоб замолчала. А она забилась и скулила тихонько… И дети хныкали. Ну, я выпил еще пива и лег спать. – Мужичок посмотрел на землю. – Я крепко спал, господин.
Староста вновь вскочил со своего места, но под суровым взглядом Хоара сник и сел обратно.
– Где эта женщина? – спросил Хродвиг старосту.
– В хлеву, – кивнул тот в сторону сарая.
– Приведите ее, – велел Хродвиг.
Хоар встал и направился к сараю. Отодвинув деревянный засов, зашел внутрь. Вскоре он вышел, ведя за собой женщину. Растрепанная, в мятой, не раз латанной одежде и всклокоченных волосах запуталась солома. Заплаканное лицо прочертили царапины – след от чьих-то ногтей. Ссадины набухли и покраснели. Руки были связаны спереди. Через полуоткрытый рот также была пропущена веревка, завязанная на затылке.
Хоар протащил ее за собой через весь двор и поставил перед Хродвигом, рядом с мужем. Тот покосился на нее и вздохнул. Хранитель приложил руку к губам, и Хоар начал развязывать кляп.
– Я – Глава Хранителей земель Дорчариан. Твой муж обратился ко мне за справедливым судом.
Женщина посмотрела на мужа, разглядела синяк на его лице – и слезы потекли по ее щекам.
– Тебя зовут Эйда, верно? – продолжил Хродвиг. – Посмотри на меня.
Та затравленно огляделась и выполнила то, что ей велели. Правый глаз смотрел на Хранителя, а левый косил куда-то в сторону и вверх.
«Ведьма, – подумал Ули. – Ведьма – левый глаз на ту сторону смотрит, клиббам подмигивает!»
– Почему тебя назвали ведьмой? Что ты скажешь мне в свое оправдание? – сурово спросил ее Хродвиг.
Та опять огляделась, вытянула перед собой связанные руки. Лицо ее исказилось, как будто по коже прошла волна, и она замычала. Замолчав, она опять попыталась что-то сказать. Вид у нее при этом был такой, словно она пытается проглотить большой кусок. И не может. Кроме мычания, ничего слышно не было. Она вновь залилась слезами.
– Развяжи ее, – раздраженно велел Хранитель помощнику. – И дай поесть.
Хоар развязал веревки и усадил женщину. Придвинул тарелку с парой вареных яиц, к которым так и не притронулся староста. Не выбирая, бросил туда же хлеба и холодного мяса.
Хранитель поставил локти на стол и спрятал лицо в ладонях. В тишине было слышно, как жадно чавкает женщина. Послышался шум льющейся воды, – Хоар придвинул большую кружку, которую женщина тотчас опустошила. Не чинясь, Хоар налил еще. За воротами слышался гул толпы.
Хродвиг размял лицо руками и сказал:
– Гони всех наших сюда. И мой дом на колесах тоже. Всех на конь, кроме нас троих.
– Понятно? – спросил Хоар того охранника, что стоял в дверях дома. Тот кивнул. И молча направился к выходу со двора.
– Расскажи мне о пропавших пастухах, – обратился Хранитель к старосте.
– Так это… что рассказывать-то? Собрались, как обычно, по весне. Пока сдоили каждую овцу, пока стадо собрали… И отправились-то на прежние пастбища… Посылали к ним за брынзой. Раз, другой, третий – все хорошо было. Ездил человек в горы, каждому свою часть привозил. По надоенному весной. А потом…
– Что за человек?
– Так Ойдар, сын мой.
– Зови сюда своего сына, – велел Хродвиг.
Старейшина поднялся, с неодобрением посмотрел на Эйду, которая продолжала есть из его тарелки, и отправился в дом. Вскоре перед Хранителем предстал парень, чьи щеки еще не испробовали остроту бритвы. Был он так же рыж, как и его отец.
– Ты Ойдар, сын старейшины Эйдира? – спросил Хродвиг.
Парень оглянулся на отца, получил от него тычок в спину и поклонился Хранителю:
– Да, господин.
– Можешь звать меня Хранителем.
