– Стул… на колесах? Но зачем, мой господин?
– Нэ носить на руках! Ездит на стулэ! – начал горячиться Остах.
– Но ведь господина принесли в чудесном паланкине… – не понимая, чего от него хотят, развел руками колесник.
– У нас в горах, – вступил в разговор я, выпятив подбородок и развернув плечи, – воинов не носят на руках. И на этих ваших… па-лан-кинах тоже не носят. Я хочу кресло на колесах! Чтоб ездило! – припечатал я.
У мастера что-то щелкнуло в мозгу, и лицо просветлело.
– Господин хочет игрушку. Недавно я сделал игрушечную колесницу… только не знаю, кого запрячь…
– Мне не нужна игрушечная колесница! Мне не нужны игрушки! – начал я стучать по скамье.
– Господин не так меня понял! – всплеснул руками мастер. – Мы научились делать маленькие колеса! Дело в том, что чем меньше колесо, тем сложнее согнуть обод, и мы…
– Короче! – не выдержав, рявкнул Остах, забывая притворяться и коверкать имперский. – Маленький стул для господина. Чтобы ездил на колесах. Сделаете?
– Сделаем! – твердо ответил мастер, уверенный в успехе. – Не стул, кресло.
Остах важно кивнул и достал кошель. Кинув на прилавок пару монет, он сказал:
– Завтра придем.
Колесник хотел возразить, но, заметив внимательные взгляды горцев, шумно сглотнул и склонился в поклоне:
– Завтра после полудня…
– Хорошо, – бросил ему Остах, разворачиваясь. Меня посадили в паланкин, и мы двинулись к госпиталю.
Приоткрыв занавеси паланкина, я не удержался и крикнул мастеру колесных дел:
– Собаку. Запрягите собаку! В маленькую колесницу!..
В госпитале нас уже ждали. Прибыл знаменитый Тумма, на чьи волшебные руки возлагались большие надежды. Тумма производил впечатление. Ему даже делать для этого ничего не приходилось. Здоровенный чернокожий детина – больше него из виденных мною был только Тарх по прозвищу Бык, друг отца. В отличие от Тарха, рельефность мышц у Туммы была потрясающая. Ходил он в легкой белой жилетке и коротких, до колен, штанах, поэтому все окружающие могли оценить его фигуру. Но главным было не это. Левую щеку пересекал неровный розовый застарелый шрам, который прятался под широкой ярко-зеленой повязкой, скрывающей оба глаза. Тумма был слеп.
Увидев его, сидящего в тени на каменной скамье у госпитального здания, мои спутники невольно опередили паланкин и закрыли меня собой. Услышав шум, гигант повернулся в нашу сторону и прогудел:
– Наследник Олтер?
– Да… – пропищал я. По сравнении с гулким басом Туммы собственный голос показался мне комариным писком.
– Меня зовут Тумма, господин, – сказал он, поднимаясь во весь свой внушительный рост. Мне даже показалось, что он чуть выше Тарха. – Светлейший Сивен Грис приказал мне помочь тебе.
Я дернул сзади за рубаху стоящего столбом впереди меня Барата. Он очнулся, убрал руку с кинжала и обернулся ко мне.
– Куда нам идти? – спросил я.
– Идите за мной, – заторопился сопровождающий нас госпитальный раб и двинулся вдоль стены.
Барат привычно подхватил меня на руки и последовал за санитаром. Пользуясь своим положением, я обнял Барата за шею и наблюдал за Туммой. Тот легко, словно танцуя, поднялся и двинулся за нами. Никакого поводыря при нем не было. И никакой неуверенности в движениях я не заметил, напротив – упругая походка сильного энергичного человека. Я присмотрелся и заметил, что Тумма слегка наклоняет голову набок. Видимо, так ему удобнее прислушиваться к идущим впереди спутникам.
Тем временем мы пришли в просторное светлое госпитальное помещение с высоким топчаном.
– Нужно раздеть господина и положить лицом вниз. Вот валик под лоб, – кланяясь, объяснил нам раб. И покинул комнату, прежде чем в нее вошел Тумма.
Зайдя, гигант стал растирать и разминать свои запястья, ладони и пальцы рук.
– Не нужно меня бояться. Я не причиню маленькому господину вреда, – не прекращая разминки, сказал он.
– Кто тебя боится-то?.. – проворчал Остах, накидывая на меня простыню, пока Тумма готовился.
Я, уже готовый к процедурам, лежал на топчане. От волнения и важности момента Остах опять напрочь забыл об акценте.
– Он, – здоровяк ткнул пальцем себе за спину в угол, где стоял Йолташ. – И он, – указал подбородком на место слева, где находился Барат. Парни, увидев, как черный человек тычет в них пальцем, зашептали охранительные молитвы. – Они боятся. Ты и маленький господин – нет.
Сказав это, Тумма поднял руки к потолку. Гигант вытянулся струной, встав на цыпочки, постоял так какое-то время и шумно выдохнул, резко опустив руки. Братья вздрогнули. Пальцы, сжимающие кинжалы, побелели и у того, и у другого.
– Я не причиню маленькому господину вреда, – повторил гигант, обращаясь к Остаху. Звучало это как просьба. – Светлейший и светлейшая доверяют мне, отпуская свою охрану на время целения…
Остах понял смысл просьбы врачевателя. Он помедлил, но затем кивнул и велел братьям:
– Ждите на улице. И никого не впускайте.
Братья кивнули и медленно, словно нехотя, вышли. Тумма постоял, шумно выдыхая, а затем встряхнул руками, словно сбрасывая с них невидимый песок или воду, и двинулся ко мне. Встав сбоку, он откинул простыню.
– Ты стоишь слишком близко, воин, – сказал он Остаху. – Я тебя тоже чувствую. Маленького господина от этого чувствую хуже. Отойди.
– И что ты там чувствуешь?.. – пробурчал себе под нос Остах. Впрочем, уже отходя от топчана.
Но Тумма расслышал и ответил:
– У тебя мышца рассечена, – он показал на свой левый бицепс. – Немного. Давно-давно. Рука до конца не сгибается. Не болит, на ненастье ноет. Старая рана, не могу помочь.
Остах закашлялся, а я чуть не выругался. Надежда теперь появилась и у меня – про рану Остаха я знал. С братом мы шутили друг с другом, видя, как Остах чешет голову левой, до конца не сгибающейся рукой. Со стороны это смотрелось, как будто он голову чешет об руку, а не наоборот.
Тумма вздохнул и положил руки мне на шею. Ладони у него были прохладные. И ощущать эту прохладу было приятно. Слепой стал вдруг напевать высоким голосом какую-то песню на неведомом языке. Вдруг его песня оборвалась, и гигант отпрыгнул от топчана. Я с недоумением поднял голову и посмотрел на него. Недоверчивый Остах вновь тискал кинжал и хмурился. Тумма быстро-быстро заговорил что-то на своем певучем языке и встряхнул головой, как мокрый щенок.
– Что случилось?.. – недовольно проворчал Остах.
– Маленький господин… он…
Тумма замолчал, вновь встряхнул головой. Глубоко вздохнул и решительно приблизился. Он опять положил мне на спину прохладные ладони и затянул песню. Ладони его стали опускаться все ниже вдоль позвоночника, а голос, напротив, становился все тоньше и громче. Вот ладони массажиста дошли до поясницы – и пение резко оборвалось. Я почувствовал легкое покалывание. Постояв так, без видимого движения, Тумма опять затянул песню, а ладони заскользили дальше. Дойдя до ступней, Тумма прекратил песню и встряхнул кистями рук.
