– Про рыбу ты загнул, – опять влез Гимтар. – Теперь мы из-за тебя только одну рыбу и будем есть. Суп с потрошками? Мясо запеченное? Брынзы кусочек? Нет, рыбу подавай! Дожили! Дорча – рыбоеды, тьфу!
Рокон несильно стукнул ладонью по столу.
– Вам Суд Хранителей не нравится? – спросил он. – Хродвиг тебе не гож? Он себе на горло наступил и Остаха не тронул. Понять бы еще, с чего такая милость…
– «Бывших рабов не бывает», – кивнул Гимтар, успокаиваясь.
– Вот. Столько лет мечтать добраться до Остаха, а тут… – Рокон махнул рукой. – И так все кувырком, а теперь еще и глава Хранителей…
Все задумались, и в комнате установилась тишина.
Антон, который теперь Ултер,
который теперь Олтер
Над деревянным бортом арбы монотонно мелькали спицы вращающегося колеса. Арба по самые борта была забитой соломой, а на пуховом тюфяке лежал я и пялился то в небо, то на мелькающие спицы колеса, то на спину Остаха, правившего мулом. Высоко в небе парил черной точкой орел. А я свое отлетал. Когда теперь встану? И встану ли?
В составе большого каравана мы ехали в Империю. И если для десятилетнего паренька это стало бедой и неожиданностью, то для меня, сорокалетнего, – спасением. Как бы ни пытался я затаиться в теле десятилетнего ребенка, несуразности все равно рано или поздно вылезли бы наружу. Конечно, оставался Остах, очень опасный дядька, то и дело кидавший на меня задумчивый взгляд. И эту проблему надо решать. И решать как можно скорее. Но как?
Спицы колес продолжали равнодушно отсчитывать на свой нехитрый манер преодоленный путь…
Пришел я тогда в себя в нашей с братом комнате, в вилле Эндира, летней резиденции отца. По правилам, вилла должна была именоваться виллой Рокона – в честь нынешнего хозяина. Но отец наотрез отказывался менять прежнее название. Перечить ему никто не смел. Вот и звали по-разному: вилла Эндира, летняя вилла, старая вилла.
Я открыл глаза, поднял руку и откинул тяжелую овечью шкуру, которой был укрыт. Было ужасно жарко и хотелось пить. Шкура сползла и упала на пол.
– Проснулся, – раздался голос брата. – Проснулся!
– Не ори, – одернул Олтера голос дядьки Остаха. Наставник склонился надо мной, вытирая мне пот со лба. – Как ты, парень?
– Пить… – только и смог просипеть я.
– Это сейчас. – Остах повернулся к глиняному кувшину, стоящему на столе. И велел брату: – Беги к отцу.
Шлепанье босых ног, звук откинутой занавеси и громкий удаляющийся крик: «Проснулся! Отец, брат проснулся!!!»
Остах приподнял меня и подсунул подушку под спину. Затем приподнял обеими руками под мышки и прислонил к стене. Придерживая голову, напоил водой вдосталь. Когда я напился, он спросил, внимательно глядя мне в глаза:
– Ты меня узнаешь?
– Да, дядька Остах, – кивнул я.
– Где мы находимся? – продолжал свой расспрос воспитатель.
– Дома, – ответил я. И уточнил: – На вилле Эндира.
У нас было два дома. Летняя резиденция и зимняя, в Декурионе, горском священном городе-крепости в глубине гор. Безрадостное место.
Остах удовлетворенно кивнул:
– Сейчас придет рекс. Кое-что расскажет тебе. Ничего не бойся. Я с тобой буду.
Услышал приближающиеся шаги, быстро сжал мне плечо и повторил:
– Я с тобой.
А потом убрал руку и отошел от топчана.
Занавесь, отделявшая комнату от входа в общее помещение, откинулась, и вошел отец. «Дан Дорчариан, повелитель и защитник племен алайнов, дворча, дорча, дремнов, гверхов, гворча, квельгов, терскелов», – всплыл в голове полный титул Рокона. Я отметил про себя, что мальчишка отца немного побаивался, но безусловно любил. Матери они с братом не знали, она умерла после родов, и воспитывались они родичами-мужчинами. Вслед за отцом вошел его советник – танас Гимтар, мой диду, то есть двоюродный дед.
Рокон подошел и сел на край топчана.
– Как ты, сын? – требовательно спросил он.
Вот дает папаша! Таким тоном приказы отдают, а не с малолетними детьми разговаривают. И попробуй на такой вопрос ответить правду – плохо мне, мол, папа. Мне страшно, я не знаю, что со мной…
Отец, не дожидаясь ответа, продолжил допрос:
– Ты узнаешь меня?
– Да, отец.
– Ты помнишь, что произошло?
– Я упал со скалы. Но я не помню, как оказался дома.
– Тебя привезли. Ты был в горячке. Говорил бессвязно и не открывал глаза.
И тут отец неожиданно ущипнул меня за ногу. Больно! Больно, черт тебя возьми, садист средневековый!
– Ай! – вскрикнул я.
– Хорошо, – кивнул Рокон. – Подними ногу.
Я попытался – сначала правую, потом левую. Ничего не вышло. Ноги были словно я отсидел их и не слушались. Отец нахмурился:
– Попробуй согнуть.
– Не получается… – Мальчишеский голос дрогнул, и я расплакался. И увидел, как Оли тоже молча глотает слезы.
– Перестань плакать. Не время, сын. Попробуй пошевелить пальцами.
Я попробовал. И у меня получилось! Я шевелил пальцами обеих ног и не мог остановиться! Слезы сразу высохли.
– Хорошо, – кивнул отец. – Остах говорит, ходить ты будешь. И бегать будешь.
– Так все будет, как раньше? – радостно спросил я.
– Нет. Как раньше, не будет, – мотнул головой отец. – Сегодня ты уезжаешь в Империю.
Я увидел, как по красному лицу Оли опять потекли слезы.
– Перестань. Или выйди отсюда, – велел ему отец.
Оли сразу же вытер нос ладонью и постарался не плакать. Дан вновь повернулся ко мне.
– Сегодня ты уезжаешь. Тебя, – он выделил это слово, – уже два дня дожидаются посланник наместника, имперские купцы и прочая свора имперцев.
– А как же Правый?.. – растерянно спросил я, глядя то на отца, то на брата.
Отец наклонился ко мне и раздельно произнес:
– Теперь ты – Правый. Теперь ты – Старший. Теперь ты – Олтер. – Помолчал и добавил: – Понятно?
– Ничего ему не понятно, – встрял в разговор Гимтар. – И никуда он сегодня не поедет. Завтра.
– Но имперцы!.. – вскочил на ноги отец.
– Перетопчутся, – отрезал Гимтар, присаживаясь на освободившееся место.
На людях Остах и Гимтар во всем подчеркнуто слушались и никогда не оспаривали сказанного или сделанного их вождем, который был моложе их более чем вдвое. Однако с глазу на глаз они и спорили, и даже выговаривали дану.
Советник продолжил вразумлять своего правителя:
– И не дави так на парня, дан. Передавишь.
