— Сейн. — Она повернулась к самой младшей участнице команды. — Ты неплохо втерлась в доверие к Вушанам. Продолжай в том же духе. Я же буду и дальше пытаться разговорить Наставника. У кого-нибудь есть вопросы?
Вопросов не было.
— Ладно. Пошли обратно в лагерь, что ли. Ничего, если нас увидят вчетвером: думаю, мы теперь здесь свои. Но я бы предпочла, чтобы это не случалось слишком часто. Если что-нибудь узнаете или обнаружите проблему — звоните мне.
Гидеон пихнул Дела в плечо:
— Пойдем, брат мой. Нам пора.
— Эй, хватит руки распускать, — добродушно отозвался Мико. — Я же старший, забыл?
— Ну да, а я стильный и остроумный младшенький, который летает на корабле и вообще отрывается по полной.
Их голоса стихли вдалеке. Разведчица двинулась было следом, но Иден сказала:
— Сейн? На два слова.
— Да, конечно, — быстро ответила девушка.
— Мы все здесь заводим «друзей». Но ты единственная, кто оказалась вовлечена в... ну, наверное, это можно назвать романтическими отношениями.
— Не волнуйтесь, капитан. Я настолько же влюблена в Садори, насколько Гидеон — лучший друг Стейвена.
— Если между вами все-таки что-то есть, мне надо знать. Такие ситуации чреваты осложнениями.
— Можно говорить откровенно? — Иден кивнула, и Сейн продолжила: — Мне доводилось работать буквально с сотнями агентов. В том числе с глубоко законспирированными. Я прекрасно понимаю опасность зарождения эмоциональной привязанности. Да и потом, он же еще подросток.
— Ему восемнадцать, тебе двадцать, — возразила Иден. — Разница не столь уж велика, но я тебя поняла. Прости, что усомнилась в твоем здравомыслии.
— Это вполне объяснимо, капитан. Что-нибудь еще?
— Можешь идти.
Повинуясь внезапному импульсу, Иден решила взобраться на дерево. Под густым пологом леса было душно. Когда она высунула голову поверх листвы, сняла очки и увидела над собой звездное небо, сразу накатила тоска. До чего хотелось оказаться там, в космосе, на борту «Врана». Снова надеть форму.
Сейн она расспрашивала не потому, что сомневалась в решимости коллеги: дело в том, что сегодняшние смерти потрясли ее саму. Все это, конечно, было частью плана, и сама идея изначально не вызвала у Иден никаких эмоций. Но к Кейву и Нейдрин нельзя было не проникнуться симпатией, а видеть страдания Стейвена и то, как его поведение разбалансировало всю группу... Иден не нравилось, куда ведут эти мысли.
— Разрешите подняться на борт, капитан? — донесся голос Дела.
Несмотря на мрачное настроение, Иден невольно улыбнулась.
— Разрешаю, — сказала она, и через несколько минут Мико сидел на ветке рядом с ней.
— Я думала, ты пошел в лагерь вместе с Гидеоном.
— Не мог не заметить, что ты хотела поговорить с Сейн. — Дел тоже снял очки и поглядел на звезды, затем повернулся к Иден. — Ты как?
— Мы избавились от Эйзена и упрочили свое положение в группе. Что может быть не так?
— Просто хотел удостовериться, что сегодняшние события не слишком выбили тебя из колеи, — ответил Дел. — Мы с партизанами вместе болтаем, смеемся, едим и сражаемся. Даже спим среди них. Но они остаются нашими врагами. Это труднее, чем в бою. Куда проще убить кого-то, чей любимый цвет ты не знаешь, кто не поверял тебе свои мечты. — Он помолчал. — Гидеон сказал мне, что Стейвен плакал.
— Вот как? — удивилась Иден.
— Да. Для него это стало ударом. Уже второй раз он потерял любимую.
— Думаю, этим можно воспользоваться, — сказала Иден.
Что-то в ее голосе заставило Мико повернуть голову.
— Это мятежники, Иден, — мягко произнес Дел. — Животные. Нельзя к ним относиться как к равным. Иначе мы не сможем довести до конца то, за чем прилетели.
— Кого ты пытаешься убедить, меня или себя? — спросила Иден.
— Наверное, обоих.
«Будь здесь Гидеон, он сказал бы: „Кто думает о них как о равных, тот мягкотел. А Версио не мягкотелые".
И он был бы прав.
Не так ли?»
Иден была более чем готова приступить к следующей операции, и ее радовало, что Сейн, которая так долго безропотно трудилась за кулисами, наконец-то сама поучаствует в деле. Только бы живой вернулась, а в остальном Иден было безразлично, закончится вылазка успехом или провалом. Успех воодушевит Стейвена и отвлечет от мрачных мыслей, которые слишком часто были направлены на нее. Неудача еще больше ударит по его психике, на что не замедлит указать Наставник.
План был достаточно прост, хотя и зависел от одного элемента: насколько убедительно Сейн и Садори смогут изобразить подростков. Все должно было произойти во время публичного мероприятия. На относительно спокойной планете Анукара открывался военный завод. Мофф Анукары, Рис Декша, пригласил на торжественную церемонию генерала Айвела Тошана. Студентов местного колледжа ждала экскурсия по предприятию и встреча с моффом и генералом, после чего должен был состояться обед для высоких гостей.
Идея заключалась в том, что Сейн и Садори вольются в толпу студентов и заложат бомбу в главном зале — последнем месте, которое лежало на пути экскурсии. Взрыв должен был убить моффа с генералом и, по словам Стейвена, «послать мощный сигнал о том, на что готовы пойти партизаны в борьбе с Империей».
Дейна слегка нахмурилась.
— Ты задержишь открытие завода, и это обойдется им в массу кредитов, что весьма хорошо, — сказала она. — Но хотя Тошан и Декша — публичные личности, особо важных постов они не занимают.
Иден и ее команда, естественно, возражений против этого плана не имели. Как и предупреждал отец, иногда приходилось обрекать на смерть своих. Иден подумала о штурмовике, избитом и окровавленном, который все-таки пытался дать бой. Убийство моффа и заурядного генерала стало бы для Империи неприятностью, но Дейна была права. Это явно не был сигнал о том, «на что они готовы пойти».
— Верно, но дело в том... что главная цель вовсе не они.
На Иден накатило ужасное предчувствие. Неужели Стейвен имел в виду именно то, о чем она подумала? Даже «Мечтатели» не...
— Наша цель — это дети.
Одновременно раздалось несколько голосов, в некоторых сквозил такой же шок, какой почувствовала Иден.
— Мы не детоубийцы! — закричала Дейна.
— Стейвен, нет ничего более невинного, чем ребенок, — умоляюще пропищал Пиикоу.
Каги промолчали, но у Садори был потрясенный вид, его серое лицо побледнело. Отряд «Инферно» старался сохранять самообладание, а сама Версио чувствовала, как на лбу и в подмышках проступают капли пота.
— Об этом не может быть и речи!
Новый голос, звучный и гневный, не терпел возражений. Наставник, который обычно сидел молча и редко высказывался по поводу обсуждаемых вылазок, вскочил на ноги. Руки его были сжаты в кулаки, а глаза пылали праведным гневом.
