Сейчас она просто глядела на него, сложив руки перед собой, и отвечала на сыпавшиеся градом вопросы. Когда она узнала, что информатором был таинственный Наставник, скрывавший свое имя? Как они раскусили Эйзена? Каким образом Сейн раскрыла себя? Почему Иден не заметила, что Сейн переживает сильный стресс?
Он продолжал нападать на дочь, как будто она была кораблем мятежников, а он — СИД-истребителем, только вместо лазерной пушки пользовался словами. Всякий раз Иден делала глубокий вдох и давала спокойный и исчерпывающий ответ. Наконец прозвучал вопрос, которого она ждала.
— Кто виноват в смерти лейтенанта Мараны?
— Я и только я, — ответила Иден.
Адмирал приподнял брови:
— Вы не считаете, что она сама навлекла на себя гибель? Что ее убила собственная беспечность?
— Нет, сэр. Она была в моей команде. Я за нее отвечала. — А теперь те самые слова. — Я подвела свой отряд.
Пускай Иден и не обладала эйдетической памятью Сейн, она знала, что никогда не забудет взгляда девушки, ее безмолвного «да».
— Лейтенант Марана была не просто моей подчиненной. Она была моим товарищем. Я могу лишь надеяться, что смогу встретить смерть так же бесстрашно и самоотверженно. Я готова понести любое наказание, которое вы сочтете нужным назначить.
Отец откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел на нее:
— Только вы? А остальные? Насколько я понял, они тоже подвели лейтенанта Марану.
— Я бы предложила не подвергать их наказанию. Обращаю внимание, что в течение одной операции мы остановили чреватую катастрофическими последствиями утечку данных, предотвратив атаки на оставшиеся цели, и настроили «Мечтателей» друг против друга — рано или поздно они начали бы драться между собой, а не с нами. Хаск сыграл значительную роль в организации раскола среди «Мечтателей», а благодаря техническим познаниям Мико мы смогли регулярно общаться и срывать их планы.
— Так вы утверждаете, что агенты неукоснительно выполняли ваши приказы?
— Никак нет, сэр, но вреда от этого не было. — «Мечтатели» и так зажились на свете. Говоря начистоту, смерть от бластерного разряда была для них лучшим исходом, особенно если бы ими решила заняться Империя. — Лейтенант Хаск ликвидировал «Мечтателей» по собственной инициативе. По моему мнению, он считал, что действует в рамках расширенной формулировки задания, одной из целей которого была ликвидация всего партизанского движения.
— Мы могли бы их сперва допросить, — сказал Версии. — Я включил это замечание в свой доклад о лейтенанте Хаске.
Иден вдруг осознала, как бы ей не хотелось такой судьбы для Дейны и Пиикоу... и даже для каги, даже для Стейвена. Она не ответила.
— Заслушивание отчета капитана Иден Версио окончено, — произнес отец в голорегистратор. — Рекомендую не проводить расследования обстоятельств смерти лейтенанта Сейн Мараны. Рекомендую посмертно представить ее к Черному лавровому венку за службу Империи. Рекомендую объявить благодарность коммандеру Делу Мико и лейтенанту Гидеону Хаску, а также капитану Иден Версио. — Он выключил записывающее устройство.
Иден была поражена.
— Спасибо, сэр, — сказала она, поднимаясь. — Разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Когда я смогу поговорить с мамой? Я так понимаю, ей сообщили о...
— Иден.
Услышав свое имя, девушка замерла. Слова застряли у нее в горле. Что-то случилось. Что-то ужасное. Она не находила слов, чтобы задать вопрос, лишь немо глядела на отца, беззвучно молясь, чтобы он сказал не то, о чем она думала. Чего страшилась.
— Может, ты сядешь, — начал Версио.
Слова нашли выход.
— Нет, — сказала она. — Я постою.
Адмирал посмотрел прямо ей в глаза и кивнул.
— Как знаешь. Я хотел сказать тебе раньше, но до завершения экспедиции у нас не было возможности безопасно с вами связаться, — тихо сказал Версио. — Мы не могли рисковать срывом операции. И я не... — Он замолчал и прокашлялся. — Я хотел сообщить тебе лично.
Нет.
«Нет...»
Беспомощная, потерявшая дар речи, Иден только и могла, что стоять, будто лом проглотив, и ждать.
— Ее недуг оказался в более поздней стадии, чем мы думали. Спустя три месяца после твоего отъезда она скончалась.
Иден продолжала глядеть на него, сжимая кулаки и не говоря ни слова.
— Зихей никогда особо не любила Вардос, поэтому мы похоронили ее на Сваахе, где у нее была последняя выставка. Есть запись церемонии, ты можешь ее посмотреть, если пожелаешь. А я могу организовать поездку, если захочешь побывать на ее могиле.
Хотелось бушевать. Кричать. Царапать его лицо. Царапать свое. Светлая улыбка Зихей, ее лучистые глаза, ее счастливый, полубессознательный грудной смех, ее длинные пальцы со старомодным лаком на ногтях... все это ушло навсегда.
— Она так и не узнала, что ее дочь не изменница, — то ли прошептала, то ли выдохнула Иден.
Отец помолчал. Затем, таким же тихим голосом, сказал:
— Нет. Узнала.
Иден тихо ахнула, на глаза навернулись слезы. Она вытаращилась на отца, будто на незнакомого человека. Эти два простых слова перечеркивали все, к чему она привыкла. Операция была совершенно секретной, и Версио, пойдя на такой шаг, нарушил все существующие воинские правила. Душу Иден переполняла радость, но в то же время сердце ее разрывалось, потому что это откровение, хотя и значило для нее буквально все, не меняло ровным счетом ничего,
— Спасибо, — вот и все, что она могла сказать.
Адмирал кивнул.
Оба помолчали.
— Вы сильный солдат, капитан Версио, — сказал он наконец.
— Спасибо, сэр, — ответила Иден.
Адмирал расправил плечи, и момент стал историей.
— Отдыхайте. Я распорядился, чтобы всем выделили отдельный ночлег. Подумал, что вам захочется побыть в одиночестве после того, как вы столько времени прожили среди этих... — Версио не смог даже подобрать достаточно презрительного эпитета для «Мечтателей». — Среди них, — закончил он. — Завтра в девять утра явитесь всем отрядом за новым заданием. Понимаю, это очень быстро, но в таких случаях всегда лучше окунуться в работу. Перестать думать о прошлом. К тому же Империя нуждается в вашей помощи.
— Служу Империи, сэр.
— Я знаю. Вы Версио. Так я вас воспитал. — Он сделал паузу. — Спокойной ночи, капитан. Можете идти.
Она вернулась в «Дипломат», но на сей раз в отдельный номер на одном из этажей для рядовых постояльцев. Охранника у двери не обнаружилось, за что Иден была несказанно благодарна. Она ввела код, вошла внутрь и позволила двери закрыться. В тот же миг автоматически зажегся свет.
Онемевшие пальцы выронили сумку на ковер. Иден с усилием сделала вдох и пробормотала: «Выключить». Свет угнетал, он был слишком ярким, слишком нескромным. Ей хотелось темноты, тишины — все грубое и жесткое действовало на нервы. Даже кожа сделалась гиперчувствительной, и габеровая форма натирала ее, как будто несколько верхних слоев были содраны.
