В общем и целом: десять лет сплошных неудач; затем двенадцать лет непрерывных успехов; вновь четыре года неудач – с катастрофой в финале. И на этот раз между успехами и неуспехами на первый взгляд совершенно необъяснимый разрыв.
Можно попытаться, если есть желание, поискать аналоги в мировой истории – и не найти ничего подобного. Взлет и падение – да; череда успехов и неудач – да. Но никогда и ни у кого не было этих трех резко ограниченных периодов: сплошные неудачи, сплошные успехи и снова сплошные неудачи. Никогда один и тот же человек не проявлял себя сначала как, казалось бы, безнадежный неумёха, потом как, казалось бы, гениальный умелец, а под конец снова как, на этот раз несомненно, безнадежный неумёха и дилетант. Это требует объяснений. Не следует инстинктивно хвататься за очевидные примеры. Они ничего не объясняют.
Конечно, не бывает безупречных политиков; почти все они совершают ошибки, которые потом исправляют как могут. Это хорошо известно. Также хорошо известно, что многим политикам необходим некоторый период для разбега, для обучения, пока они не достигнут пика формы; и что на этом пике спустя некоторое время политики устают, обессиливают или, наоборот, делаются чересчур самоуверенными и перегибают палку. Только все эти очевидные вещи никакого отношения не имеют к случаю Гитлера. Они никак не объясняют двух резких разрывов между долговременными успехами и столь же долговременными поражениями. Эти примеры работали бы, если бы можно было объяснить неудачи Гитлера изменениями в его характере или ослаблением его способностей. Но Гитлер всегда оставался одним и тем же.
Он ни в коем случае не принадлежал к тем нередким в мировой истории политикам, что в случае успеха утрачивают те качества, благодаря которым они этого успеха достигли. И речи быть не может о том, что в какой-то момент он ослабил хватку или вовсе выпустил узду из рук. Его энергия и сила воли с первых и до последних дней его карьеры поражали воображение; его власть даже в бункере рейхсканцелярии, до размеров которого сузились его владения, была абсолютна. Когда один из обитателей бункера, зять Евы Браун Ганс Фегелейн
[55], 28 апреля 1945 года, за два дня до самоубийства Гитлера, бежал к себе домой в Берлин-Шарлоттенбург, Гитлер приказал обнаружить дезертира, вернуть в бункер и расстрелять. И Фегелейн был обнаружен, возвращен в бункер и расстрелян. Приказ столь же характерный, как и безукоризненное его исполнение. Неудачливый Гитлер последних четырех лет войны – тот же человек, что и удачливый Гитлер предшествующих лет; то, что он глотал успокаивающие пилюли, страдал бессонницей, непроизвольно тряс рукой (последствие покушения 20 июля 1944 года), нимало не ослабляло его волю и его силу. Описания, в которых Гитлер последних лет войны предстает тенью прежнего самого себя, достойной жалости человеческой развалиной, безнадежно преувеличены. Телесным или духовным распадом Гитлера никак не объяснишь его катастрофический неуспех 1941–1945 годов по сравнению с успехами прежних двенадцати лет.
Столь же малоубедительны попытки объяснить провал Гитлера его самоуверенностью, манией величия, заносчивостью баловня судьбы. Решение напасть на Россию, с которого и начались его неудачи, вовсе не было результатом азарта, вскормленного волной побед: в течение многих лет это нападение было обдуманной и бесповоротной целью гитлеровской политики, изложенной и обоснованной еще в 1926 году в «Моей борьбе». Другое роковое решение 1941 года – объявление войны США – было скорее моментом отчаяния, чем высокомерия и заносчивости, о чем мы еще будем подробно говорить в главе «Ошибки». И то упорство, с которым Гитлер во время полосы сплошных неудача держался однажды выбранного курса, было сродни тому, что он проявил в раннюю полосу своих неудач, в 1925–1929 годах, когда его партия, несмотря на все усилия, ни на шаг не приблизилась к «легальному» захвату власти.
Если Гитлер и страдал манией величия – а в известном смысле так оно и было, – то с самого начала. Абсолютно неизвестный, потерпевший поражение во всех областях жизни человек решает стать политиком – это ли не проявление мании величия? Гитлер сам не уставал повторять, что по сравнению с тем, на что он отважился в самом начале, все прочее было детской игрой; и в это можно поверить. Кроме того, годы его учения как политика были невероятно коротки, если по отношению к нему вообще можно говорить о каком-либо учении или образовании. Собственно, только провал путча 1923 года был единственным политическим событием, из которого Гитлер извлек урок. В остальном в политическом отношении он зловеще оставался одним и тем же. Его политика с 1925 по 1945 год будто отлита из одного куска. Что изменилось за эти двадцать лет, так это сила сопротивления его противников.
Поняв это, мы получаем ключ к разгадке тайны гитлеровской параболы успехов. Эта разгадка связана не с изменениями Гитлера. Она – в изменении противников, с которыми Гитлеру пришлось иметь дело.
Мы не случайно разделили достижения и успехи Гитлера. Достижения индивидуальны. В успехе всегда есть две стороны: успех одной предполагает неудачу другой. У слабейшего врага выигрывают, сильнейшему проигрывают – азбучная истина. Но вот как раз азбучных истин и не замечают. Гитлеровские успехи и неудачи моментально становятся объяснимы, если мы переведем взгляд с Гитлера на его противников.
Гитлеровские успехи не были добыты в борьбе с сильнейшим или по крайней мере упорным противником: и Веймарская республика конца двадцатых годов, и Англия 1940 года оказались слишком сильны для него. Ему никогда не хватало маневренности и гибкости, благодаря которым более слабый может запутать более сильного и победить его: в борьбе против союзной коалиции 1942–1945 годов ему ни разу не пришла в голову мысль использовать внутренние противоречия союзников; наоборот, Гитлер больше всех сделал, чтобы эта во многих отношениях противоестественная военная коалиция Запада и Востока состоялась; со слепым упрямством он укреплял то, что с самого начала трещало по швам.
Свои успехи Гитлер добывал в борьбе с такими противниками, которые были не способны к сопротивлению или вообще не хотели сопротивляться. Во внутренней политике он нанес смертельный удар Веймарской республике только тогда, когда она уже была абсолютно обессилена и готова к капитуляции. Во внешней политике Гитлер уничтожил европейскую систему коллективной безопасности образца 1919 года, когда она была уже сокрушена внутренними противоречиями и доказала свою нежизнеспособность. В обоих случаях Гитлер подтолкнул падающего.
