Совсем недавно английский историк Дэвид Ирвинг
[148] попытался оспорить гитлеровскую ответственность за убийства евреев; эти массовые убийства, согласно Ирвингу, проводил на свой страх и риск Гиммлер – за спиной Гитлера.
Тезис Ирвинга не выдерживает никакой критики, потому что он абсолютно неправдоподобен: в условиях Третьего рейха акция такого масштаба была просто невозможна без ведома Гитлера, тем более против его воли, особенно если учесть то обстоятельство, что Гитлер не раз и не два публично обещал «уничтожить еврейскую расу», лишь только начнется война. Кроме того, имеются неоспоримые свидетельства, как со стороны Гитлера, так и со стороны Гиммлера, доказывающие: Гитлер отдавал приказы, Гиммлер их выполнял. Гитлер не менее чем пять раз за 1942 год (первый год «окончательного решения еврейского вопроса») публично хвастался начавшимися убийствам: 1 января, 30 января, 24 февраля, 30 сентября и 8 ноября. Отрывок из последнего радиовыступления стоит процитировать:
Вы должны помнить то заседание рейхстага, на котором я заявил: если мировое еврейство решится спровоцировать мировую войну во имя уничтожения европейских рас, результатом этой войны будет не уничтожение европейских рас, но уничтожение еврейства в Европе. Меня всегда высмеивали как лжепророка. Из тех, кто смеялся тогда, мало кто смеется сейчас, а те, кто продолжает смеяться, очень скоро перестанут это делать.
Гиммлер тоже говорил о своем участии в уничтожении евреев, но в совершенно ином тоне – не издевательского хвастовства, но лицемерного сострадания – к самому себе. Например, 5 мая 1944 года: «Вы должны хорошо прочувствовать, как тяжело для меня исполнение этого солдатского приказа, которому я следовал и который выполнял покорно и убежденно». Или 21 июня 1944 года: «Да, это ужаснейшая задача, ужаснейшее задание, которое когда-либо получала какая-либо организация, – окончательно решить еврейский вопрос». Никто, кроме Гитлера, не мог дать Гиммлеру «задание» или отдать ему «приказ». Едва ли здесь нужно еще одно свидетельство, на этот раз Геббельса, который 27 марта 1942 года рассказал в своем дневнике о «некоем методе, который не слишком привлекает внимание» (речь идет о первых, установленных в начале 1942 года в Люблине газовых камерах): «Здесь будет применяться весьма варварский и подробно не описываемый метод, благодаря которому от евреев мало что останется. И здесь фюрер проявил себя как непреклонный поборник и яростный сторонник самого радикального решения проблемы».
Единственный аргумент Ирвинга в пользу тезиса о непричастности Гитлера к массовым убийствам евреев – запись Гиммлера от 30 ноября 1941 года после телефонного разговора с Гитлером: «Транспорт с евреями из Берлина – никакой ликвидации». В этом единственном случае Гитлер совершенно очевидно сделал исключение из правила, что уже само по себе доказывает: ликвидация евреев была правилом, и Гитлер вникал в малейшие детали этой ликвидации; кроме того, легко увидеть, почему было сделано такое исключение: транспорт с евреями из Берлина был снаряжен Гиммлером слишком рано, очередь немецких евреев еще не настала. В ноябре 1941 года еще вовсю шли убийства польских и русских евреев, «окончательное решение» для всей Европы стало на поток после конференции в Ванзее 20 января 1942 года, а порядок есть порядок. Да и газовые камеры с крематориями были еще не готовы. Они стали постепенно «вводиться в эксплуатацию» только с 1942 года.
Однако выуженный Ирвингом эпизод бросает яркий свет на две особенности, которые заслуживают более детального рассмотрения. Одна касается отношения к массовым убийствам евреев немецкой общественности, другая позволяет кое-что понять в гитлеровском планировании самого масштабного его преступления.
Гитлер, как было сказано выше, в течение 1942 года пять раз торжественно объявлял о своих преступных планах, но лишь в общих чертах. Детали он, насколько было возможно, скрывал от немцев, потому что никак не мог рассчитывать на массовую поддержку в этом вопросе, скорее – на совершенно нежелательное для него общественное беспокойство, а то и на робкое, но сопротивление, которое уже помешало ему завершить операцию «Милостивая смерть»
[149].
До войны Гитлер дважды проверил, как отреагируют массы немцев на открытое насилие по отношению к евреям: во время общенационального бойкота еврейских учреждений 1 апреля 1933 года
[150] и такого же общенационального и точно так же организованного сверху погрома 9 и 10 ноября 1938 года, который известен как «хрустальная ночь»
[151]. Результат, с его точки зрения, оба раза был негативным. Массы не только не участвовали в бесчинствах штурмовиков в 1933 году и эсэсовцев в 1938-м, но, напротив, порой сочувствовали евреям, выражали негодование, чувствовали стыд – правда, не более того. Конечно, открытого возмущения не было нигде, и само выражение «хрустальная ночь», которое с невероятной скоростью и непонятно каким образом стало народным обозначением этого немецкого позора, продемонстрировало замешательство, которое охватило немецкого обывателя перед лицом преступлений ноября 1938 года: с одной стороны, насмешка и неприязнь, с другой – боязливое желание не верить всей правде об этих преступлениях, уверять себя: все жестокости и насилие ограничиваются только разбитыми витринами и расколотыми сервизами.
