Этот солнечный свет и краски напомнили Дэвиду Кармел Волли и родной дом. Он удивлялся, что могло принести подобные воспоминания? И решил, что это волны теплого воздуха, танцующие над деревьями. Весь день был до омерзения холодным, когда они шли в лесной тени, а теперь нагретая солнцем земля дарила чувство расслабленности и уюта.
Когда они уже прошли высокогорье, природа стала не такой суровой. Вместо крутых горных склонов и узких каньонов перед ними открылась поросшая деревьями разлогая долина. Но, прежде чем вступить в нее, им пришлось пройти по длинному карнизу, поросшему елками, соснами и пиниями. Давние ураганы сплели деревья вместе, некоторые из них сломались и погибли, другие же согнулись и остались жить.
Катсук продолжал глядеть на реку.
Дэвид вздохнул, чувствуя, что есть все равно хочется. Он снова стал выискивать личинок – сочных и вкусных.
Ложа их в рот, он вдруг вспомнил мать, изящно берущую с тарелочки какой-нибудь шедевр кулинарии, принесенный служанкой. Мальчик представил, что сказала бы мать, если бы смогла увидеть его сейчас. Нет, она закатила бы истерику, если бы он только рассказал, что ел. Глаза бы у нее выкатились, она бы зарыдала, а потом хлопнулась в обморок. Дэвид не сомневался, что такое может случиться. Ведь Катсук сам пообещал: «Я не убью тебя, если ты сам не попросишь об этом».
Дэвид не слишком беспокоился. Еще будет время распорядиться воспоминаниями. Гораздо сильнее волновало другое. Всему придет конец, и тогда он сможет рассказать о своем славном приключении. Он станет героем для всех своих приятелей – а как же, его похитил дикий индеец! Ну конечно же, Катсук был диким… и ненормальным. Но даже и у его ненормальностей были пределы.
Свет на вершинах деревьев стал похожим на цвет осенней травы, слегка тронутой рассветом. Дэвид лениво наблюдал за Катсуком, за гипнотичным течением реки. Ему пришло в голову, что, возможно, это счастливейшие дни в его жизни. Никто не стоял над душой. Ему было холодно, так, но потом он согревался; он голодал, потом ел… Скоро они снова будут кушать.
Крупный оранжево-коричневый слепень сел на запястье левой руки. Мальчик инстинктивно шлепнул его и стряхнул мертвое насекомое в траву.
Тихим голосом Катсук начал песню. Если сравнить ее с голосами реки и золотистыми лучами солнца – песня была необычная. Голос индейца становился то громче, то тише, в песне было много прищелкивающих и гортанных звуков.
Мысли Катсука были заняты тем, что отчаянно выискивали знак. Он нуждался в знамении, которое провело бы его через это место. Покачиваясь взад и вперед он вел свою молитвенную песнь, направляя ее к Пчеле и Ворону, Квахоутце и Алкунтам. Внутри него заворочался Похититель Душ. Над водой подул ветер, резкие порывы которого всегда предвещают скорое наступление темноты. Катсук ощущал преграду, какое-то ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ своей молитве. Возможно, это Хокват каким-то образом мешал ему. Катсуку вспомнился сон Хоквата. В этом сне присутствовала огромная духовная сила. Мальчик мог иметь желание – любое желание. Но только когда он будет готов. В этом мальчишке ждал своего часа очень могущественный дух.
Ветер остудил левую щеку Катсука.
Ледник питал эту речку, начиная от самого истока, охлажденный им же ветер мчался по речной долине к морю.
Каким-то внутренним знанием Катсук понимал, что погоня за ними осталась далеко позади, за горными грядами Дикой Территории. Здесь никогда не летали никакие вертолеты, только высоко-высоко и бесшумно, над самыми вершинами мчались на восток большие реактивные лайнеры.
Подумав об этом, Катсук продолжил свою песнь-молитву.
Память о сне Хоквата снова стало беспокоить его, будто заноза в сознании. Ведь эта сила могла победить Похитителя Душ. Каким образом мальчишка смог привлечь в свой сон такого могущественного духа? Ведь он же хокват! Но его сон был сном-предупреждением, способным встревожить все окружающее. Да, и Хоквату пообещали исполнить его желание. А вдруг он пожелает такое, что после этого с ним невозможно будет справиться?
Какое-то движение в реке отвлекло Катсука от его мыслей. Вниз по течению плыла длинная, гладкая, жемчужно-серая блестящая ветка. Могло показаться, что она плывет совершенно независимо от течения. И она явно направлялась к тому месту, где в тени красных кленовых деревьев на корточках сидел человек. Ветка пересекла тень на воде, как стрела, пробивающая цель. И тень тут же потянулась за веткой. Катсук почувствовал, как мрак тени ощупывает этот кусок дерева.
Он прервал свою молитву и вздохнул глубоко-глубоко:
– Аахххххх!
Ветка поплыла через пятно тени, теперь уже совсем поперек течения. Она направлялась к нему! Один конец воткнулся в илистый берег прямо у ног Катсука. Он нагнулся и с чувством благоговения поднял ветку из воды. В этом куске дерева он чувствовал скрытую силу.
Очень тщательно и осторожно осматривал он то, что принесла ему река. Дерево было гладеньким-гладеньким и слегка вибрировало под пальцами. Живое! С ветки капала вода. Один конец был обожжен, другой сломан. Дерево не находилось в воде долго и не замокло. Никаких деформаций, никакого скручивания по всей длине – почти с его собственный рост. В самом толстом месте ветка была с его сжатый кулак. Изгиб почти незаметный, может на ширину пальца.
Ах, какая она удобная и живая!
Катсук вонзил один конец ветви в землю, рука в центре, и попытался распрямить находку. Он чувствовал, как сопротивляется дерево, как трепещет от скрытой в нем силы. Это был материал для чудесного лука!
Чувство благоговения в нем стало еще сильнее. Катсук вынул нож Хоквата из ножен, чтобы испытать дерево на твердость. Но тут поле его зрения пересекла огромная пчела, за ней еще одна, еще… еще…
Индеец стоял растерянно, крепко сжав рукоять ножа. На лбу выступил холодный пот.
Аххх, он чуть было не испортил все!
И достаточно было всего одного прикосновения хокватской стали. Одно касание, и сила духа могла покинуть дерево. Его молитва принесла ему древко для божественного лука, а он сам чуть не совершил святотатство!
У индейца даже во рту пересохло, когда он понял, насколько был близок к кощунству. Он вложил нож в ножны, сорвал их с пояса и выбросил ненавистное орудие в реку. Лишь только, когда лезвие блеснуло в волнах, он почувствовал, как сошел с него холодный пот.
Как близок он был к тому, чтобы все напортить!
Он глянул туда, где сидел мальчик – глаза закрыты, дремлет. В Хоквате пребывал могучий дух, но недостаточно сильный. Этот злой дух своей вкрадчивой льстивостью чуть было не ввел в искушение Катсука совершить кощунственную вещь. И кто знает, к чему это могло привести? Могло случиться, что Хокват вышел бы победителем. Когда два существа: страж и его поднадзорный, связаны некоторым образом, еще неизвестно, кто мог бы перетянуть.
Катсук крепко сжал древко двумя руками и высоко поднял его над головой. Ах, какое оно чудесное! Он запел песню посвящения: этот лук он посвящает Пчеле, ведь это именно она послала ему его.
