– Не смотри так, – говорит она в такие моменты, не отрывая взгляд он записной книжки. – S.O.S. – это классика.
Она говорит это с такой убежденностью, что я готова рассмеяться. И я возвращаюсь к своему блокноту для рисования.
Мы сидели в кабинете Офелии: она за письменным столом, я на кресле в другом конце комнаты. Последние несколько дней я наблюдала за ней отсюда, делая эскизы, или слушала телефонные разговоры и с удивлением обнаружила, как загружен ее обычный рабочий день.
Но больше всего меня удивило то, что – в отличие от моих родителей – ей, помимо работы с утра до вечера, удается позволить себе немного свободного времени. Если она долго сидит в кабинете, то остаток дня проводит в саду или приглашает друзей на бокал вина. Или рисует.
– Важно во всем соблюдать баланс, – сказала тетя, когда я спросила, как она со всем справляется. – Бекдэйл дарит мне спокойствие, которое необходимо, чтобы вновь генерировать энергию.
Я долго размышляла над ее словами и задалась вопросом, как получилось, что папа оборвал все связи с ней. Я вспоминала ужасные семейные ужины, которые никогда не заканчивались ничем хорошим и после которых папа говорил, что Офелия сумасшедшая, несерьезная вольнодумщица, которой нельзя доверять важные решения. Медленно, но верно мне стало понятно, что все это неправда.
Я посмотрела на эскиз, над которым работала последний час. Мое домашнее обучение начнется только на следующей неделе, и Офелия настояла на том, чтобы я проводила день рядом с ней и рисовала. Она считала, что это натолкнет меня на позитивные мысли. И добавила:
– Раньше мне всегда нравились твои эскизы. Я хочу узнать, в каком направлении развился твой талант.
Сперва мне стоило больших усилий рисовать в ее присутствии. К тому же у меня совсем не было идей. Но теперь казалось совершенно нормальным сидеть в кресле и царапать что-то на бумаге.
– Завтра приедут Руби и Джеймс, – сказала я немного погодя и рискнула взглянуть на тетю. На ней была белая юбка в пол и джинсовая рубашка, которую она завязала на талии. Волосы ее были убраны в высокий, небрежный пучок, из которого торчало несколько прядей. Моя мама никогда бы не вышла из дома в таком виде, не говоря уже о том, чтобы пойти в офис, и тем не менее Офелия в этот момент была так похожа на свою сестру, что я поймала себя на том, что слишком долго смотрю на нее.
– Я рада, что смогу познакомиться с Руби. – Если она и заметила мой взгляд, то никак это не прокомментировала. Сделав глоток кофе из чрезмерно большой чашки, она поморщилась: – О, нет, холодный. – И отодвинула от себя чашку.
– Принести тебе новый? – предложила я, но Офелия отмахнулась, не давая мне встать.
– Нет-нет, оставь. Все равно поздно. Если я выпью кофе, то опять полночи не засну. – Она потянулась и встала со стула, чтобы подойти ко мне.
– Покажи-ка, – сказала она.
Я протянула ей свой эскиз. На нем было платье-футляр – простое и элегантное. Такие наряды мама носила практически каждый день, и я чувствовала странную связь с ней, когда рисовала это платье.
– О… – По тону Офелии было понятно, что ей понравилось. – Это очень красиво.
Я уставилась на рисунок, избегая взгляда Офелии.
С тех пор, как я здесь, она не вынуждала меня открыться ей. Она не спрашивала об отце и о моей беременности, и если, с одной стороны, я была рада, что мне не приходилось говорить об этом, с другой стороны, меня сбивало с толку ее поведение. Она вела себя так, будто ничего не произошло и абсолютно нормально то, что в восемнадцать лет я жду двойню и живу у нее.
Возможно, это ее способ справляться с трудностями. Или она хочет дать мне время подготовиться к разговору.
– Я пока еще не определилась с цветами, – наконец сказала я. – Как-то ничего не подходит.
Офелия какое-то время молчала и наконец нежно погладила меня по плечу:
– Твоя мама в таких случаях всегда советовала мне слушать свою интуицию.
Я посмотрела на цветные карандаши, лежащие передо мной на столе, и взяла светло-серый. Нерешительно повертела карандаш в руках, думая о маме и о том, как бы она поступила в моей ситуации.
– Я и не знала, что вы вместе рисовали.
– Постоянно, – сказала она и опустилась на рядом стоящее кресло.
– А что, например? Только одежду или что-то еще?
Офелия тихо засмеялась:
– В основном одежду. Но твоя мама раньше рисовала и комиксы. Местами смешные до слез.
– Правда? – Такого о маме я и представить не могла. Она всегда выглядела такой серьезной и сосредоточенной на важных вещах.
– Прежде чем пойти по стопам нашего отца, Корделия была беззаботнее и временами позволяла себе радоваться жизни. А то и чаще.
Я попыталась представить, как мама тогда выглядела: в спортивной одежде и с растрепанными рыжими волосами, альбом для зарисовок на коленях. Это далось на удивление легко. Внутри растеклось тепло, и мне пришлось откашляться, чтобы избавиться от комка, подступившего к горлу.
– Хотела бы я ее такой увидеть.
Теперь громкая музыка из колонок, которая звучала до сих пор, казалась мне фальшивой. Она не подходила к этому разговору.
– Есть фотографии того времени – как ее, так и комиксов. Твоя мама оставила здесь все фотоальбомы. Если хочешь, могу их найти.
– С удовольствием бы посмотрела. Спасибо, – тихо поблагодарила я.
Офелия туда-сюда двигала по столу мой блокнот для зарисовок.
– Раньше мы постоянно мечтали, какой бы хотели видеть компанию «Бофорт», – немного погодя продолжила она. – Те эскизы, которые ты рисовала еще девочкой… – На ее губах заиграла осторожная улыбка. Она мельком взглянула на меня: – Мы с твоей мамой хотели того же самого. Коллекцию женской одежды. Привести компанию к новому направлению.
– И что изменилось? – спросила я.
– Она познакомилась с Мортимером. Он и наш отец уговорили ее не изменять традициям. Я еще долгое время надеялась, что когда-нибудь она поменяет свое мнение и возьмет меня назад в союзники, но… – Офелия пожала плечами. – Видимо, она этого больше не хотела.
На какое-то время мы замолчали и просто слушали гитарные аккорды новой песни.
Затем я откашлялась:
– Как ты думаешь, у тебя еще есть шанс все это осуществить?
– С тех пор как Корделии… больше нет с нами, я уже не думаю об этом, нет. – Она тяжело сглотнула. – Ты знала, что мое имя даже не упомянуто в завещании?
Я ахнула:
– Нет, об этом я не знала.
Я не присутствовала на оглашении завещания. После смерти мамы папа передал все дела нашему адвокату, и мне это было только на руку. Я не хотела знать, что оставила мама. Единственное, чего я хотела – это вернуть ее.
