«Помни нас… когда я не смогу».
Я открыл футляр.
Кусок сложенной бумаги с моим именем лежал на гитаре. Я развернул его дрожащими руками. Логотип «Артхауса» красовался в верхней части записки.
Дорогой Джимми,
К тому времени, как ты это прочитаешь, я уже уйду.
Ха! Прости, глупо, да? Но я боюсь до чертиков, и ты знаешь, я вечно шучу, когда я напугана. Я боюсь, потому что уйду. Не умру, но почти. Небытие. Без мыслей.
Во всяком случае, я написала это письмо не затем, чтобы говорить обо мне. Оно о тебе. Я хочу, чтобы ты знал кое-что, пока меня нет. Я хочу излить их на бумаге, черно-белые, чтобы они никуда не уходили. Как я писала свои цепочки слов – чтобы мои мысли могли оставаться где-то, когда моя память не позволяла мне оставить их для себя.
Я вижу тебя, Джимми. Тебя настоящего. Любящего, красивого, благородного, сексуального парня. Я знаю, ты думаешь, будто мало что сделал в жизни, но это неправда. Ты помогаешь людям каждый день. Ты помогаешь миру, хотя мир не был добр к тебе. Ты мог бы позволить своему детству ожесточить тебя. Мог разрушить себя наркотиками или алкоголем, или стать бессердечным, яростным уродом. Почему бы и нет? Все к тому шло. Но ты так не сделал. Твое желание помогать так сильно горит, что его нельзя потушить. Это искра в тебе, которая никогда не погаснет. Это доброта, которую я видела в твоих глазах каждый раз, когда мы встречались.
Ты помогал людям в «Голубом хребте». И ты помог мне. Ты спас меня. Ты подарил мне мою утраченную жизнь.
Я ужасно боюсь вернуться. Но единственное, что смягчает ожидание, – это знать, что ты там, в мире, тот, кем ты был рожден, тот, кто помогает детям, которым пришлось тяжело, как тебе. Полагаю, если бы я знала, что ты это делаешь, я была бы счастлива, как бы амнезия мне ни мешала.
Я на тебя не давлю, не подумай.;-)
Ладно, больше никаких плохих шуток. Прочитай это письмо и в следующий раз, когда увидишь меня, скажи мне, что ты обещаешь. Все. Я могу спросить, какого черта ты несешь, но в глубине души я знаю. Так или иначе, я буду знать. И ты знай, что я могу знать, по-своему. Ты единственный, кто в меня верил.
Я вижу тебя, Джимми Уилан. И я люблю тебя. Это делает уход намного труднее, но я возьму свою любовь с собой, если ты в свою очередь пообещаешь поделиться любовью с детьми. Ты им нужен. Они ждут тебя.
И говоря об ожидании. Не нужно. Это слишком много, чтобы о таком просить. Если они когда-нибудь изобретут еще одну волшебную таблетку, чтобы разбудить меня, а тебя не окажется рядом, я буду знать: ты делаешь то, что тебе нужно делать на этой земле.
Я буду помнить, и я буду счастлива.
Со всей любовью к тебе, навеки,
Тея
Я смял письмо в кулаке, когда потекли слезы. Я пытался сдержать их, но это было слишком. Слишком много любви к ней, слишком много боли при мысли о том, с чем она так храбро столкнулась. Впервые за десять лет я заплакал. О ней. О себе. О ребенке, которого всю жизнь толкали в забор. Я боялся, что если столкнусь с этой болью, то утону в ней.
Вместо этого утонула Дорис и ее чертовы злобные насмешки.
Я был выжат, но осталась простая истина: потеря Теи далась мне чертовски мучительно, но это лучше, чем вообще никогда ее не узнать.
«Но я не подведу ее. Никогда».
Я снял куртку с крючка и уже был на полпути к двери, прежде чем понял, что у меня нет грузовика или мотоцикла, чтобы добраться до Роанока. Я вынул телефон, чтобы вызвать такси, но он зазвонил в моей руке, и на экране появилось имя Риты.
– Джим? – воскликнула она. – Срочно приезжай.
Мое сердце упало.
– В чем дело?
– Она проснулась, и это плохо, – сказала Рита. – Она не перестанет кричать.
Мои глаза закрылись. «Боже, детка. Я опоздал».
– Тебе нужно прийти прямо сейчас, Джим.
– Я уже в пути, но блин, Рита, Делия хочет арестовать меня.
Приглушенный звук, а затем, к моему шоку, зазвучал плачущий голос Делии.
– Джим, – прошептала она. – Пожалуйста, приходи.
Глава 38
Джим
Алонзо уже вернулся за мной в своей старой «Тойоте», когда я пытался вызвать «Убер». Я забрался в машину, и он поехал быстрее, чем человек шестидесяти с лишним лет будет ездить ночью.
До санатория было двадцать семь минут езды. Мы управились за пятнадцать.
– Она в плохом состоянии, – предупредил Алонзо по дороге. – Будь готов к этому.
Мы ворвались в больницу. Делия рыдала на груди Роджера. Она повернула свое заплаканное лицо ко мне, и мое сердце упало.
«Я опоздал. У нее был инсульт. Она ушла».
Делия поднялась на ноги и спокойно подошла ко мне.
– Что? – У меня пересохло горло. – Что случилось. Скажи…
«Даже если это убьет меня…»
– Она в истерике. Испугалась. Но вымоталась и уснула.
Мои руки сжались, даже если я закрыл глаза от облегчения.
– Мне нужно ее увидеть…
– Пока нет, – сказала Делия. – Можем ли мы поговорить наедине? Роджер, мистер Уотерс, вы не могли бы оставить нас, пожалуйста?
– Делия, – тихо сказал я. – Она страдает.
Она просто сидела и ждала, что я сделаю то же самое. Я с трудом подошел к месту ожидания и плюхнулся в оранжевое кресло напротив нее.
– Я больше так не могу, – сказала Делия шепотом. Как будто это был секрет, и она старалась не кричать. – Она мучается, и я больше не могу этого выносить.
– Делия…
– Я не могу вернуть все, как было до аварии. Я все пытаюсь и пытаюсь. Я просто хочу, чтобы она была в безопасности.
– Я тоже, Делия, – сказал я. – И я хочу, чтобы она была счастлива.
Ее лицо смягчилось.
– У нее был такой большой потенциал. Она обещала стать удивительной художницей…
– Она все еще удивительная художница, – поправил я. – Она все, чем была раньше. Она не потеряна. Она все еще здесь.
Делия покачала головой.
– Я больше не могу. Бесконечное повторение. Вопросы. Улыбка на ее лице, когда внутри она рвется наружу. Представить не могу. Я схожу с ума, видя ее такой.
– Ты не должна, – утешил я.
– Она моя сестра, конечно, я должна.
– Нет, – сказал я. – Я буду приходить каждый день. Она моя жизнь. Я не собираюсь покидать ее, никогда. Ты можешь идти, Делия, но только если позволишь мне быть с ней. Разве не поэтому ты мне позвонила?
«Это мое собеседование».
