Печально. Но, увы, закономерно.
нам не дано предугадать, кто сможет нам воды подать
ДАЙВИНГ В НОЯБРЕ
Тут был вот какой случай. Один мой младший товарищ (сильно младший, до сорока) сказал, что расстался со своей девушкой. Хотя раньше с ней очень дружил, они вместе ходили в кино и разные клубы и даже два раза ездили куда-то на острова, на дайвинг. Так дружил, что даже собирался сделать ей предложение – нет, не завтра, а в обозримом, как он выражался, будущем.
И вдруг расстался.
– Рассорился? – переспросил я.
– Нет, расстался, – твердо сказал он.
– Что такое?
– Вы не поверите. Даже смешно! У нее вдруг оказались дети! Девочка два года и мальчик пять месяцев! Двое!
– Погоди, – я помотал головой. – Как это? Ты с ней давно?
– Года три, – сказал он.
Я засмеялся:
– Погоди! А может, это твои дети, а ты просто не обращал внимания?
– Да нет! – совершенно серьезно возразил он. – При чем тут? У нее сестра была. У сестры муж. Они оба сразу погибли в ДТП. И она их детишек усыновила. Теперь крутится. Ну, мать с отцом ей помогают, наверное.
– И что ты? – спросил я.
– А что я? При чем тут я? Она мне сказала, конечно. Предупредила. Что теперь она вдруг стала с двумя детьми. Это ее выбор. Имеет право. Хотя все это странно, конечно… – вздохнул он.
– А детей куда девать? Ну, этих сирот-племянников?
– Там, с той стороны, тоже есть родственники! – возмутился он. – А она на себя навесила, ей двадцать шесть, все, конец жизни.
– Я, конечно, не вмешиваюсь, – сказал я. – Но мой совет: беги к ней и на коленях проси, чтоб она за тебя пошла. Умоляй! Ведь это какой человек! Разве сам не видишь? Ты ведь ее старше лет на десять, да? – Он кивнул. – Она тебя никогда не бросит, даже когда ты станешь старый дурак и импотент с инсультом!
– Вы думаете? – сказал он.
– Уверен, – сказал я. – Беги к ней. Не теряй времени.
Он задумался. Даже чуть прикусил губу и наморщил лоб. Тем самым показал мне, что обдумывает мои слова. Выдержал уважительные полминуты. Потом сказал:
– Наверное, конечно, вы в принципе правы. Но… Но лучше я накоплю себе на старость. Я уже коплю, между прочим. И вообще! – вдруг вспыхнул он. – Может, я рано умру, не доживу до старости! Может, война будет, все говорят! А в ноябре мы с ней собирались на Маврикий. Понырять. Но не в этом дело. Я понимаю, такой случай. Но при чем тут чужие пеленки – и я?
– Ни при чем, – сказал я. – Конечно, ни при чем.
– Вы меня понимаете? – обрадовался он.
– Нет, – сказал я. – Но ничего страшного.
слеп этот мир; немногие в нем видят ясно
ДХАММАПАДА
Приятель дал мне почитать «Дхаммападу» в академическом издании 1960 года – были такие книжки в черных переплетах, серия называлась «Памятники литературы народов Востока».
Прочитал. Несу отдавать. Договорились внутри метро «Белорусская-радиальная», у первого вагона к центру. В восемь вечера. Ну, без четверти восемь схватил книгу, «Дхаммападу» эту самую, и помчался к метро. Дворами пошел – я тогда жил на Скаковой улице, десять-пятнадцать минут до метро. Был примерно 1976 год.
Примчался, сую руку в карман – и вижу, что надел не ту куртку. Карманы пустые. Батюшки! И назад бежать поздно. А пятачка нет. Все карманы обшарил – нет. Стал просить у людей, которые идут к турникетам. Сначала развязно: «Девушка, подарите молодому человеку пятачок». Потом серьезно: «Прошу вас, выручите пятью копейками». Потом жалобно: «Помогите, пожалуйста, дайте пять копеек, оказался в безвыходном положении».
Никто не откликается. Отворачиваются и убыстряют шаг.
Оглядываюсь.
Рядом с кассами, чуть в сторонке, стоит очень интеллигентного вида мужчина с бородкой, читает чуть ли не иностранную книжку в мягкой обложке, вроде Агаты Кристи. Я к нему. Долго уговаривал. Честно рассказал, в чем дело. Сообразил, что мой друг внизу даст мне пятачок, и, если этот человек простоит еще хотя бы пять минут, я поднимусь и отдам ему долг. Он молча меня слушал, потом оглядел с ног до головы, равнодушно улыбнулся и покачал головой.
Тогда я подбежал к контролерше, рассказал о своей беде, и она меня тут же пропустила.
Ну, внизу я отдал уже слегка заждавшемуся приятелю его книгу, эту прекрасную «Дхаммападу», мы, сидя на мраморной лавке, чуть поболтали в паузах между поездами, попрощались…
Но не в том дело.
А дело в том, что буквально завтра мне надо было идти в Госкино встречаться с неким киноначальником среднего звена. По поводу сценария художественного фильма, который я тогда писал.
Вхожу в комнату, и мне навстречу из-за скромного конторского стола поднимается он. Тот самый. Который не одолжил (хорошо, не подарил) мне пятачок, несмотря на все мои убедительные просьбы.
Кажется, он меня узнал. Но не подал виду.
Я тоже виду не подал, разумеется.
Ибо сдержанность тела – хороша, сдержанность речи – хороша, сдержанность мысли – хороша, сдержанность во всем – хороша («Дхаммапада», XXV, 361).
дом с крашеными наличниками
АФГАНОЧКА
– Ты чего ночью ворочалась? – спросил утром Николай Сергеевич.
– Сон приснился, – сказала Анна Ивановна.
Встали. Николай Сергеевич сделал зарядку, то есть помахал руками и поприседал. Анна Ивановна тем временем сварила манную кашу на молоке, сняла варенье с полки и поставила на стол, заварила чай.
Сели завтракать.
– Сон приснился, – вдруг сказала Анна Ивановна. – Как будто мы с тобой, Коля, поехали в детдом, ребенка усыновлять.
– Еще чего! – Николай Сергеевич даже поперхнулся чаем.
– Да это ж сон, ты что! Сон! – она махнула рукой и замолчала.
Николай Сергеевич откашлялся, отхлебнул чаю и спросил:
– Ну а дальше что?
– А дальше мы, значит, приехали, нас какая-то женщина, вроде воспитательница, ведет, коридор длинный, а дом деревянный, деревенский длинный дом, почти как барак.
– В деревне не бывает бараков, – поправил Николай Сергеевич.
– Ой, ну какой ты! Длинный такой дом. Деревянный. С наличниками. Они крашенные в синий цвет. Синий-синий. Стенки все темные, коричневые, а наличники синие… Идем, значит, по коридору, и вдруг навстречу девочка. Лет пять. Худенькая, темненькая, загорелая такая, а глаза синие-синие… Яркущие. Вот как те наличники. Она мне так понравилась, я ее руками сгребла, к себе прислонила, она личико на меня подняла, глазки синие, я ее спрашиваю: «Как тебя зовут?» – а она молчит. Я воспитательнице говорю: «Чего она молчит?» А она говорит: «Она по-русски едва-едва, она нерусская, она афганочка. Возьмете?» Мне как-то неудобно стало, я к тебе поворачиваюсь, а тебя рядом нет.
