Глава 48
Метод «римской комнаты»
Ардов сидел в кресле под этажеркой в опустевшей лаборатории и напряженно думал. Несмотря на то что поручение высокопоставленного лица он сумел исполнить самым блестящим образом, имеющийся вариант ответа на главный вопрос расследования пока вызывал сомнения: Глебова не выглядела человеком, способным на злодейские убийства.
Отлучившись во время эксперимента, он сумел добиться аудиенции господина Герберга, который, как следовало из списка обер-полицмейстера, присутствовал на последнем сеансе у Энтеви. Сейчас он прокручивал в памяти эту встречу, пытаясь связать полученные сведения с имеющимися фактами по делу.
Банкир вел себя весьма раздраженно, неохотно отвечал на вопросы и то и дело поглядывал на карманный брегет, демонстрируя полное отсутствие времени для беседы. Выяснить какие-то существенные детали проведения самого сеанса не удалось; единственное полезное признание касалось одного из участников, явившегося в салон в изрядном подпитии и заснувшего буквально за столом после пары глотков чая. Но выяснились другие немаловажные обстоятельства! Оказывается, совсем недавно Калман Натанович внес крупный вклад в «Кижское золотопромышленное товарищество», став основным участником. Он даже инициировал приобретение в Голландии черпачной драги, которая только что была отправлена на прииск на реке Холомхо для замены ручных вашгердов механическим агрегатом. Предполагалось, что это существенно повысит выработку.
— Прогнозы по обвалу цен на золото грозят вашему обществу полнейшим разорением? — предположил Илья Алексеевич, чем вызвал у собеседника очередной приступ раздражения.
Герберг признался, что после неприятного разговора с купцом Ротовым он тут же помчался на сеанс к прорицательнице, для чего за двойную цену выкупил билет у члена Госсовета Бездрабко.
— И кого же вы вызывали? — осведомился Ардов.
— Ну а кого? Все его же… старика Мейера, — нехотя сообщил золотопромышленник и опять посмотрел на часы.
— Насколько я понимаю, ответ, озвученный мадам Энтеви, подтвердил самые мрачные прогнозы? — догадался сыщик.
— Совершенно верно, — признал Герберг и встал, давая понять, что время аудиенции исчерпано. — В ближайшее время желтый металл утратит свою цену.
Уже у самой двери кабинета выяснилась еще одна любопытная деталь. Примерно три недели назад к Калману Натановичу обратился некий господин, изъявивший желание приобрести около пятисот тройских унций золота.
«Вполне достаточно для одного слитка», — отметил про себя Илья Алексеевич, вспоминая сейчас беседу.
Именно этого человека с беспокойством ожидал банкир. К сожалению, Ардов не смог остаться, чтобы познакомиться с этим господином, поскольку подступало время завершения следственного эксперимента.
Рядом подсел Жарков, протянул половину бутерброда, Илья Алексеевич отказался.
— Кстати, в чае, которым угостилась перед смертью мадам Энтеви, оказался пейот, — сообщил он результаты недавней экспертизы.
Ардов обратил к нему вопросительный взгляд.
— Наркотическое вещество растительного происхождения, — пояснил криминалист. — Приготавливают из кактуса рода Люфофора.
— Может ли оно вызывать галлюцинации?
— Вполне! И слуховые, и зрительные. Всё начинает парить в воздухе наподобие птиц. При больших дозах возможна амнезия и даже смерть.
— Понятно… — вздохнул Ардов. — Очевидно, мадам Энтеви добавляла этот пейот в чай, которым угощала гостей.
— А в случае с Бугровым, надо полагать, дозу значительно увеличили, чтобы вывести присланного соглядатая из строя, — добавил Жарков.
Помолчали. Петр Павлович доел бутерброд и вытер губы платком.
— Честно говоря, немножко жаль, что чуда не произошло, — признался он, глядя в сторону тигеля. — Может, все-таки дело в этих заклятиях? Ведь в прошлый раз мы же сами видели, своими глазами…
Ардов замер.
— Видели? — медленно проговорил он.
Криминалист беспокойно взглянул на сыщика. Илья Алексеевич встал и переместился в точку у стола, где находился во время первого разговора с Горским. Перед ним возникла и сама фигура профессора, листающего только что полученную книгу.
«Да, это из моей библиотеки, — сказал он. — Я подарил ее Крючину, он был моим помощником».
Илья Алексеевич внимательно осматривал пространство, хорошо открытое изучению с этого ракурса.
«Жаль, — словно эхо, доносился голос ученого. — Он был очень способный… Очень… Пожалуй, лучший мой ученик».
Ардов переместил взгляд в сторону тигеля, у которого колдовал с шаром Аладьин. Помощник бросил в сторону профессора взгляд, показавшийся тогда Илье Алексеевичу наполненным ревностью, но сейчас в этом взгляде читалось скорее чувство опасности. Сыщик заметил, что Аладьин опустил руку в карман и что-то там нащупал. На беду, в этот момент Ардов отвернулся, чтобы продолжить разговор с профессором. Он пометался взглядом по предметам, доступным обзору, и увидел круглое зеркало в бронзовой рамке на подставке, которым был придавлен край развернутого на столе манускрипта. Приглядевшись, Илья Алексеевич разглядел отражение той части лаборатории, которая оставалась сокрыта от глаз. В этом отражении ему удалось различить и фигуру Аладьина возле тигеля — он быстрым движением достал из кармана что-то похожее на флакон, откупорил пробку и перевернул над шаром.
«Мы начали важнейший эксперимент…» — как будто из бочки донесся голос Горского. Илья Алексеевич вслед за его рукой опять повернулся к очагу и увидел, как Аладьин, уже опустив флакон в карман, потянулся к щипцам.
— У Горского тоже не получилось, — уверенно произнес сыщик и повернулся к Жаркову, который все это время завороженно следил за другом.
— Не понял вас, Илья Алексеевич, — тихо произнес он.
Глава 49
Настоящий преступник
У палаты, где полковник Брусникин велел разместить Глебову, на неудобном стуле дремал жандармский унтер-офицер. К нему подошел фельдшер в белом халате и с подносом, на котором белая салфетка скрывала какие-то склянки.
— Господин д-доктор велел отнести б-больной лекарство.
Даже не взглянув на медицинского работника, истомившийся в ожидании смены охранник молча кивнул на дверь.
Глебова очнулась ото сна, когда фельдшер аккуратно присел на краешек кровати, поставив поднос на колени.
— Аладьин, сколько можно ждать? — сказала она слабым, но властным голосом. — Они обвиняют меня во всех смертях — Крючина, Горского и даже этой несчастной предсказательницы… как ее…
— Энтеви, — подсказал молодой человек и взглянул на забранное решеткой окно.
— Да, Энтеви. Помоги мне встать.
Аладьин мягко, но настойчиво положил руку ей на плечо, чтобы удержать в постели.