Клара снова мысленно повторила эти два слова. Сосредоточилась на них. Представила, как объясняет все это Страттону. В ее воображении выглядел он потрясающе. И на его губах снова играла эта странная полуулыбка в ответ на все ее доводы. А потом ей представилось, что он опять ее целовал, заставляя замолчать и пробуждая у нее сотни разнообразных эмоций. В результате получалось, что реальные ощущения сидящей в библиотеке Клары ничем не отличались от ее фантазий.
Она попыталась взять себя в руки и снова взглянула на лежавший перед ней чистый лист. Клара решительно обмакнула перо в чернильницу намереваясь сделать хоть что-то полезное, вместо того чтобы грезить о герцоге Страттоне. Она позволила ему слишком много – и посмотрите, куда это ее завело!
Адам бродил по дому, меряя шагами огромные залы и холлы. Широкая свободная рубашка развевалась у него за спиной точно крылья. Расстегнув на рубахе все пуговицы, он совсем не ощущал ночной прохлады, несмотря на распахнутые настежь окна. Напротив, чувствовал себя, как страдающий от жара больной.
Голова горела даже сильнее, чем тело, ибо сознание его переполняли невероятно чувственные картины и он был не в силах развеять наваждение. Ничего не помогало: ни чтение, ни попытка сосредоточиться на бухгалтерских отчетах, ни систематизация информации, касавшейся смерти отца. Погружение в детали казалось слабой попыткой освободиться от чар Клары. Впрочем, все указывало на то, что ее отец лишь подливал масла в огонь, давая пищу для пересудов. Возможно, он самолично начал распространять сплетни, подстрекаемый вдовствующей графиней. В пользу этого предположения свидетельствовали ее попытки наладить отношения.
Давняя история по-прежнему не давала Адаму покоя, однако мысли о Кларе тотчас же гасили бушевавший в его душе праведный гнев, привезенный из Франции. Теперь Адам не мог сбрасывать со счетов ее слепую преданность отцу, хотя поначалу ему не было до этого никакого дела – решение ухаживать за этой девушкой основывалось на банальном вожделении и жажде мести. Он намеревался уязвить врага, сделав своей любимую и дорогую его сердцу дочь. Но теперь Адам прекрасно представлял, какую рану нанесет девушке его рассказ, ставивший под сомнение благородство и порядочность покойного графа.
Долг, долг перед семьей! Адам снова и снова мысленно повторял слово «долг», прекрасно понимая, что не хочет делать то, что должен. И все из-за женщины. Чем больше он узнавал ее, тем слабее становилась его решимость. И Адам не мог оставить без внимания данное обстоятельство. Кто будет возражать, если он перестанет ворошить прошлое? Только не его мать.
Бесцельное хождение по дому привело его в длинный коридор, тянувшийся вдоль танцевального зала. В льющемся сквозь высокие окна лунном свете отчетливо вырисовывались очертания банкеток, растений в кадках и висящих на стене картин. Адам шел по коридору под пристальными взглядами взиравших с полотен предков, пока не остановился перед портретом отца. Он не разыскивал этот портрет. Просто остановился, когда заметил его среди прочих.
Адам не слишком походил на отца – унаследовал внешность матери. Покойный герцог был истинным англичанином с удлиненным лицом и умными глазами. На портрете он был изображен в белом парике с едва заметной улыбкой на устах. Когда Адам видел отца в последний раз, он выглядел совсем не так, как на портрете, и та ужасная картина до сих пор живо представала перед глазами молодого человека. Если бы его отец знал, во что превращает человека пуля, выпущенная в висок, возможно, выбрал бы другой способ самоубийства.
Долг, долг, долг… Но, увы, осознание собственного долга не помогало избавиться от мыслей о Кларе и заставляло рационально взглянуть на стоявший перед ним выбор. Адам зашагал дальше, ведя внутреннюю борьбу с самим собой и прекрасно осознавая, что скорее всего проиграет эту борьбу. Проиграет желанию обладать женщиной, к которой давно уже воспылал страстью.
Уже не в первый раз за эту ночь Клара просыпалась, какое-то время ворочалась в постели, укрываясь то так, то эдак. Затем, стукнув несколько раз кулаком по подушке, чтобы взбить ее, со вздохом открыла глаза. Ее кровать заливал желтовато-серебристый лунный свет. Окончательно проснувшись, девушка бросила взгляд на окно. Служанка не задернула занавеси, и теперь свет уличных фонарей и луны проникал в ее спальню подобно сказочному туману.
Хм… как странно… Ей-то показалось, что Джослин задернула шторы. Раздосадованная небрежностью служанки, Клара спрыгнула с кровати и направилась к окну.
– Не надо, – послышался тихий мужской голос. – Без света я не смогу вас разглядеть.
Вцепившись в штору, Клара на мгновение замерла, потом резко развернулась. В кресле, стоявшем в дальнем углу спальни, восседал Страттон, державшийся весьма уверенно и расслабленно, словно находился в собственном доме. Сидел, вытянув перед собой ноги и подпирая голову ладонью. Судя по всему, он пробыл здесь уже некоторое время, возможно – довольно долго.
– Что… Как вы сюда попали? – пробормотала Клара.
– Меня впустила ваша экономка. Я постучал, она появилась у порога в халате и сразу же меня впустила. Причем очень любезно указала мне дверь вашей спальни, прежде чем удалиться.
– Хм… очень странно.
– Кажется, она решила, что вы меня ждете. – Страттон выпрямился в кресле, а потом чуть наклонился, снимая сюртук.
– Она только сегодня приступила к своим обязанностям. Мне придется доходчиво объяснить ей, что… – Тут Клара вдруг вспомнила о разговоре с миссис Финли сегодня утром. Ведь она действительного говорила ей о «важных» посетителях, тайно прибывавших к ней с визитами в неурочные часы. А кто может быть важнее герцога?
А «гость» тем временем уже расстегивал жилет. Клару охватила паника; сердце ее бешено колотилось, и казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
– Моя экономка допустила ошибку. Обитатели дома… моя служанка…
– Ваша служанка меня видела, когда я входил. Наблюдала за мной, свесившись через перила.
– О господи…
– Кажется, мой визит совершенно не шокировал ни ее, ни экономку. Шок испытали только вы. – Страттон снял жилет и положил поверх сюртука на стоявшее рядом с письменным столом кресло. – Хотите, чтобы я ушел, Клара? Скажите это сейчас, пока я не разделся окончательно. Будет ужасно неприятно, если вы струсите, когда я буду полностью обнажен.
«Обнажен?» – мысленно воскликнула Клара. А герцог тем временем ждал ее ответа.
Девушка судорожно сглотнула. Ей надо было произнести лишь одну фразу: «Да, я хочу, чтобы вы ушли», – но оказалось, что произнести ее очень сложно, потому что Кларе ужасно хотелось, чтобы герцог остался.
Тут Страттон наклонившись, снял ботинки, затем встал.
– Вы так чудесны в лунном свете, – прошептал он. – Совершенно неземная. Словно усыпана серебром.
Клара опустила глаза. Если она не ошибалась, этот самый лунный свет делал ее тонкую батистовую сорочку совершенно прозрачной. Она не знала, действительно ли выглядела неземной, но обнаженной – это точно.
