Но тут появилась Луиза, оказавшаяся в отчаянном положении. Разумеется, она должна помочь сестре. Она любит ее всем сердцем. Но не заплатит ли она за эту помощь своим будущим?
Возможно, сейчас многое решится. Луиза поговорила с глазу на глаз с лордом Гордоном. Насколько Шарлотте удалось понять, джентльмен обожает ее сестру – он не смог скрыть своих чувств. В нем все указывало на человека, который охвачен страстью и пребывает в смятении из-за вынужденной разлуки. Во многих отношениях отчаяние лорда Гордона было отражением ее собственного.
Шарлотта обеспечила им необходимое уединение, но сожалела, что ничего не узнала об их планах. Она обещала сестре помощь, не раскрывая причин ее затруднительного положения, но сумела ли она о чем-то договориться на этой встрече? На обратном пути Луиза почти все время молчала, и Шарлотта решила не приставать к сестре с вопросами. Но ее преследовала одна мысль: если Гордон влюблен в Луизу, почему он не настоял, чтобы они немедленно вместе уехали?
Эту загадку Шарлотта пока не могла разгадать.
Она услышала тихий стук в дверь. Так всегда стучала ее горничная. Шарлотта позволила Джилл войти. Горничная сразу начала заниматься делами и оживленно болтать. Беседа – вот что позволит Шарлотте отвлечься.
– Тень сбежала, – сообщила Джилл, довольно ухмыляясь. – Но вы не должны беспокоиться. Я не единожды видела, как котенок ходит по пятам за лордом Дирингом.
Шарлотта даже не улыбнулась. Слишком тяжел был груз испытываемой ею вины. Он становился еще тяжелее из-за ее горячего желания во всем признаться и заручиться поддержкой мужа. Она энергично потрясла головой, чтобы избавиться от противоречивых эмоций.
– Ах, если бы все проблемы решались так просто. – Джилл, безусловно, слышала рыдания Шарлотты накануне ночью, и поняла, что хозяйка сильно расстроена.
– Прошу прощения, миледи, но, быть может, я могу что-то для вас сделать? – Горничная положила аккуратно сложенную ночную рубашку на покрывало в изножье кровати и повесила на крючок возле умывального столика чистое полотенце. Несколько секунд обе женщины молчали. Был слышен только шелест тканей.
– Нет, – в конце концов проговорила Шарлотта. – Спасибо. – За этим последовала долгая пауза, и горничная тихо вышла.
Шарлотта присела на край кровати. Она была слишком раздражена, чтобы продолжать бегать по комнате. Ей следует написать Луизе и узнать, какие у сестры планы. В одном она была уверена: больше она в Мейфэр ни ногой. Немного успокоившись и чувствуя себя очень усталой из-за избытка эмоций, она легла и попросила Всевышнего послать ей спокойный сон.
Диринг бросил взгляда на настенные часы в своем кабинете. Накануне вечером он не присоединился к Шарлотте за ужином и сегодня утром за завтраком тоже. Иными словами, обстоятельства сложились так, что они вернулись туда, откуда начали, к пустому, бессодержательному браку с клятвами из слов, а не из чувств и эмоций. Он потер рукой челюсть. В последнее время он так часто стискивал зубы, что они стали болеть. Терпение истощилось до предела. Ему было известно только одно средство избавления от внутреннего смятения и тоски – работа, и чем хуже душевное состояние, тем больше надо работать. Его жена снимала напряжение музыкой. Но в последние дни фортепиано молчало.
Факсман трудился за своим столом словно пчелка, не обращая внимания на внешние раздражители. Дирингу казалось, что все было бы не так плохо, если бы не безумно раздражающее тиканье часов. Раньше виконт их не замечал, но теперь не мог выносить. Они отсчитывали последние минуты его терпения. Что ему делать?
Он сходил с ума от подозрений. Почему Шарлотта систематически обманывает его? Вероятнее всего, старается скрыть какие-то неблаговидные дела. Какие еще могут быть причины? Она солгала относительно визита к Амелии и отправилась в Мейфэр. А после возвращения сразу ушла в свою комнату, приказала приготовить ванну и переоделась. Явно хотела разобраться с эмоциями. Женщины так себя ведут после визита к любовнику. Неужели это правда?
Заныло сердце. Диринг знал, что его подозрения нерациональны и, в общем, ни на чем не основаны, но ничего не мог с собой поделать. Воображение разыгралось вовсю. Разумеется, он предполагал только самое худшее. События начали разворачиваться в самое неудачное время, когда он и Шарлотта находились на пороге интимной близости, и их еще продолжала разделять стена противоречивых чувств и конфликтующих эмоций. Тем не менее, так же как в деловых переговорах, самый эффективный способ решить проблему – столкнуться с ней лицом к лицу. Диринг понимал, что ему необходимо оценить реакцию жены. Тогда он узнает правду.
Ревность – чувство, которое он презирал, – захватила его целиком. Она отравила его кровь и ликвидировала здравый смысл. А что, если его расследование даст невыносимый результат?
Он, Диринг, король лицемерия. Человек, который хранит немыслимый секрет, запертый в надежно спрятанном ящике. Он узнает правду.
– Вас что-то тревожит, милорд?
Вопрос Факсмана отвлек его от мрачных размышлений и вернул к реальности. Диринг отрицательно покачал головой.
– Я позволил себе спросить, потому что вы смотрите на один и тот же документ уже добрых двадцать минут. Я ошибся в расчетах? – Факсман встал, но не обошел вокруг стола и не подошел к хозяину.
– Нет, не обращай внимания. – Диринг отбросил ни в чем не повинный документ, срывая на бессловесной бумаге свое раздражение.
– Тогда извините, что я прервал ваши размышления. – Факсман сел, но тут же вскочил. – Если позволите, я хотел бы сказать, что глоток свежего воздуха, безусловно, пойдет вам на пользу. Когда мне требуется что-то переосмыслить или принять какое-то решение, мне всегда здорово помогает небольшой перерыв.
Диринг поднял глаза на секретаря и жестом велел ему замолчать. Его нервы были издерганы, настроение мрачное, а доброжелательный секретарь лишь подливал масла в огонь.
– Нет необходимости. – Его тон говорил об обратном. – Все в порядке. – То ли голос, то ли выражение лица Диринга заставили секретаря настаивать.
– Успокой разум, и заговорит душа, – сообщил Факсман. – По крайней мере, так говорил мой отец. Он был сторонником самосозерцания. И глубоко религиозным человеком. – Факсман кашлянул, словно сомневаясь, не сказал ли он лишнего.
А Диринг почувствовал, что с него хватит. Нет, они еще не закончили работу, да и Факсман никогда не переходил границ. Просто у Диринга лопнуло терпение.
– Молчание – золото, ты не знал? Я не в настроении для бородатых истин и шутовства. – Диринг понимал, что не прав, но остановиться уже не мог. – Даже зеленый юнец знает, когда следует заткнуться и помолчать. Тем более после того как я ясно дал понять, что советы мне не нужны. Но ты продолжаешь говорить. А я не в силах больше вынести ни одного слова. Поэтому ты уволен.
– Прошу меня простить, милорд. – Факсман побледнел, как бумага. – Если я перешел… переступил… – Он замолчал и попятился от стола.
