Когда я спрашиваю, чего Аату ждет в будущем и будут ли у него друзья-ровесники хотя бы в старшей школе или позже, во время дальнейшей учебы или на работе, он мрачнеет. Еще хуже то, что, как говорят бабушка и дедушка, они не вечные, и однажды Аату придется справляться самому. «Не знаю, выйдет ли что у меня. Наверное, нет».
Насколько одиночество распространено в среде детей и подростков?
Хотя в предыдущей главе я писала о том, что нельзя установить четкой границы между одинокими и теми, кто одиночества не испытывает, теперь мне приходится прочертить некие демаркационные линии – категоризировать, чтобы показать, какое количество наших детей и подростков испытывает социальное и/или эмоциональное одиночество. Разграничение осуществляется по распространенной методике, в соответствии с которой на основании собранного материала вычисляются средние значения и средние вариативные показатели, а граница между одинокими и неодинокими проводится по верхней границе вариации. Иначе говоря, как одинокие определяются люди, чей опыт одиночества выражен гораздо сильнее, чем у большинства.
Возможно, это выглядит как сложный и механический подход, однако данная методика согласуется как с результатами более ранних финских и международных исследований, так и с высказываниями всех тех детей и подростков, которых я интервьюировала, исходя из проведенных таким образом границ. Ощущения и рассказы детей, оказавшихся выше этой границы, подтверждаются данными измерений, согласно которым их ощущение одиночества сильнее и более постоянно, чем у других.
Сколько же тогда этих одиноких детей и подростков? И как много из них испытывали одиночество по меньшей мере в течение года?
Среди учеников 4–5-х классов младшей общеобразовательной школы:
• 13–17 % девочек и 17–20 % мальчиков испытывали социальное одиночество в течение какого-либо учебного полугодия.
• 15–20 % девочек и 22–27 % мальчиков испытывали эмоциональное одиночество в течение какого-либо учебного полугодия.
• Доля девочек, одновременно испытывающих в течение полугодия как социальное, так и эмоциональное одиночество, составила 7–9 %, мальчиков – 10–12 %.
• Доля девочек, испытывавших социальное одиночество по меньшей мере год, – 13 %.
• Доля мальчиков, испытывавших социальное одиночество по меньшей мере год, – 14 %.
• Доля девочек, испытывавших эмоциональное одиночество по меньшей мере год, – 13 %.
• Доля мальчиков, испытывавших эмоциональное одиночество по меньшей мере год, – 20 %.
• Доля девочек, которые в течение длительного времени, то есть не менее года, испытывали как социальное, так и эмоциональное одиночество, – 10 %.
• Доля мальчиков, которые в течение длительного времени, то есть не менее года, испытывали как социальное, так и эмоциональное одиночество, – 10 %.
Среди учеников 7–9-х классов старшей общеобразовательной школы:
• 13–20 % девочек и 15–20 % мальчиков испытывали социальное одиночество в течение какого-либо учебного полугодия.
• 10–20 % девочек и 20–30 % мальчиков испытывали эмоциональное одиночество в течение какого-либо учебного полугодия.
• Доля девочек, одновременно испытывающих в течение полугодия как социальное, так и эмоциональное одиночество, составила 4–10 %, мальчиков – 10–14 %.
• Доля девочек, испытывавших социальное одиночество по меньшей мере год, – 15 %.
• Доля мальчиков, испытывавших социальное одиночество по меньшей мере год, также составила 15 %.
• Доля девочек, испытывавших эмоциональное одиночество по меньшей мере год, – 15 %.
• Доля мальчиков, испытывавших эмоциональное одиночество по меньшей мере год, – до 25 %.
• Доля девочек, которые в течение длительного времени, то есть не менее года, испытывали как социальное, так и эмоциональное одиночество, – 10 %.
• Доля мальчиков, которые в течение длительного времени, то есть не менее года, испытывали как социальное, так и эмоциональное одиночество, – до 17 %.
Эти цифры, показывающие долю одиноких детей и взрослых, представляются мне ужасающими. Если бы я только могла, я не хотела бы даже верить в то, что так много наших мальчишек и девчонок страдают от одиночества. Чувствуешь себя примерно так же, как при опросе глубоко одиноких детей: поневоле будешь подавлен, много раз за день услышав, как ребята говорят о том, что лучше бы им не жить, потому что иногда им так плохо, что сил никаких больше нет. Когда я проводила интервью, моему сыну было столько же лет, сколько участникам нашего исследования, однако мои материнские представления о том, как он проводит учебный день и какие у него отношения с приятелями, были предельно далеки о того, что рассказывали его сверстники. Я немедленно начала беспокоиться. И я до сих пор иногда чувствую потребность в том, чтобы вытянуть из сына, как развиваются его отношения с приятелями и вообще. Мой гимназист уже привык отвечать «мама, ну я же не такой, как твои одинокие, которых ты изучаешь, не переживай, все у меня в порядке, но спасибо, что ты иногда беспокоишься». Переживать и расспрашивать – наше родительское право, хотя иногда и кажется, что молодежь его не уважает. Если представить себя в этом возрасте, то лучше было доставлять родителям беспокойство и отвечать на вопросы, чем быть предоставленным самому себе человеком, о котором никто никогда не тревожится.
Однако у любого явления есть свои крайности. Ребенок не ощущает себя в безопасности, если о нем на самом деле никто не беспокоится, если никто его не расспрашивает и не волнуется по поводу того, что он делает и где он, с кем проводит время и хорошо ли ему живется. Но иногда забота может стать чрезмерной – при слишком строгих ограничениях собственные возможности ребенка образовывать и поддерживать социальные связи будут минимальными. Никакой четкой границы здесь нет, каждый ребенок нуждается в контроле и свободе ровно в той степени, которая ему необходима, но если в 12-летнем возрасте ему нельзя уходить со двора одному или идти после школы в гости к другу, может получиться так, что он не заведет ни друзей, ни приятелей.
У некоторых детей, в особенности у тех, чьи родители столкнулись с различными трудностями или сами страдают от одиночества или психических расстройств, формируется привычка оберегать старших от излишних расстройств или беспокойства. Очень многие маленькие мальчики, оставшиеся после развода жить с мамой, узнали, что «теперь они единственные мужчины в доме». Однако суть этой подбадривающей фразы – ребенку надо принять на себя взрослую ответственность – едва ли передает то, что хотел сказать человек, эту фразу произнесший.
«У меня самого первые настоящие друзья появились только лет в 25. Я, понятно, страдал от одиночества, однако еще больше меня травмировало беспокойство моей матери и ее попытки сделать меня более общительным. Я был в изоляции и вне школы, и одиночество сопровождало меня во всех занятиях. В итоге я начал врать матери и делал вид, что иду к друзьям, хотя в действительности я шел один гулять в лес или читать в библиотеку. И я хотел бы сказать всем мамам и папам, что уговоры и беспокойство только усиливают у ребенка чувство подавленности и стыда из-за своего одиночества и мешают рассказать о своей проблеме, потому что в итоге и перед родителями стараешься быть уверенным, неунывающим и скрывать, что ты одинок».
