В декабре 2002 года к власти в Кении после почти четырех десятилетий правления партии КАНУ пришла оппозиция, пообещавшая в корне улучшить положение и поднять инфраструктуру Найроби до международного уровня. Тысячи беспризорников отправили в реабилитационные центры, сменилось руководство полиции, в необузданных матату появились ограничители скорости и ремни безопасности. Разрабатывались планы по прокладке новых дорог и разгрузке центра, задыхавшегося от автомобильных пробок. Но прошло немного времени, и выяснилось, что оппозиция ничуть не меньше, если не больше, чем свергнутая правящая партия, расположена осваивать государственный бюджет в собственных интересах. При любой власти главные проблемы в Кении остаются прежними: не сокращается безработица, не уменьшается коррупция, никак не хочет падать преступность, невзирая на победные официальные заявления.
Конечно, кто-то привык беззаботно жить в гетто для богатых. Не особенно страдают и туристы. «Хилтон», «Интерконтиненталь», «Гранд Ридженси», «Норфолк», «Сафари Парк отель» готовы разместить и обслужить гостей по высшему разряду. Есть входящий в рейтинг 50 лучших ресторанов мира «Карнивур», где на глазах клиента на гриле зажарят зебру, антилопу, страуса, жирафа, крокодила и любую другую африканскую дичь. Есть уникальный Найробийский национальный парк, где прямо на окраине города обитают почти все знаменитые африканские животные.
Въехать в заповедник можно с городской улицы. Если повезет, то на заднем плане фотопортрета носорога или льва проступит силуэт небоскреба. Вот так, картинкой органичного сосуществования современного мегаполиса и дикой природы было бы неплохо закончить описание столицы Кении. Хотелось бы, чтобы именно она первым делом возникала перед мысленным взором, когда начинаешь вспоминать Найроби. Но, если честно, не получается. Слишком мало органики в сосуществовании десятков тысяч представителей чернокожей элиты, белых, индусов и миллионов жителей трущоб. В отличие от национального парка, одна из сторон которого не отделена стеной и естественно переходит в саванну, Найроби богатых и Найроби бедных отгорожены друг от друга прочно: со всех четырех сторон с использованием новейших технологий.
Глава 7
Под лузитанским крестом
В городах бывших британских колоний, новых и хаотично организованных, история только начинается. Но англичане были не единственными колонизаторами Африки. Первыми из европейцев до тропических широт добрались португальцы. С бывших владений Португалии началось мое знакомство с континентом. Удивление, которое вызвали Лусака и Найроби, шло оттуда, ведь столицы Анголы и Мозамбика совсем не похожи на своих неопрятных британских сестер. Они строились с оглядкой на вычурные архитектурные традиции, прочно укоренившиеся в Лиссабоне и породившие пышный стиль мануэлино. Португальцы старались придать облику городов своих колоний изысканность и изящество, ценимые у них дома. Девиз был таков: «Давайте сделаем, как в метрополии, только еще роскошнее, еще богаче».
Португалия – страна маленькая и бедная. По сравнению с ней Ангола и Мозамбик представали сказочными землями, где таятся несметные сокровища и возможны любые чудеса. В Лусаке и Найроби красоты стиля можно найти только за высокими заборами, окружающими частные виллы. В португальских колониях архитектурные изыски не скрываются за оградами. Они радуют глаз на улицах и площадях, как и положено в столице. Во всем чувствуется лузитанский дух. Лузитанами португальцы называют себя, памятуя о гордом племени лузов, которое в начале нашей эры долго не покорялось римским захватчикам.
Самая старая португалоязычная столица – Луанда. Этот город с полным правом можно назвать древним, ведь он основан почти 500 лет назад. О старых временах напоминает Форт Сау-Мигел, где после завоевания Анголой независимости разместился музей вооруженных сил. Туда ангольцы свезли статуи португальских королей и мореплавателей, в том числе Васко да Гамы. Тот, кто бывал в Лиссабоне, сразу же вспомнит цепь похожих крепостей в устье реки Тежу, прикрывавших имперскую столицу от нападений со стороны Атлантического океана. Как и положено, Форт Сау-Мигел, названный в честь Святого Михаила, стоит на высоком холме. С его стен открывается панорама луандийской бухты, застроенной высотными домами в период колониального экономического бума, который пришелся на последние полтора десятилетия перед независимостью, провозглашенной в 1975 году.
Сейчас Луанда тоже не бедствует. Возводятся высотные дома и виллы, некоторые районы сделают честь европейским столицам. Правда, в 1980-е, когда я там был, вовсю полыхала гражданская война, свирепствовал жесточайший экономический кризис. В Луанде и тогда было на что посмотреть, но меня занимали другие заботы.
В то время я, студент третьего курса Московского института иностранных языков, и несколько моих товарищей по группе, где мы изучали португальский и английский языки, по представлению военной кафедры института были командированы в Анголу в качестве военных переводчиков. В стране, где шла гражданская война, мы проработали ровно год, день в день.
Хорошо помню, с каким настроением ехали. Мы ждали влажную жару и духоту, но Луанда встретила нас холодом предрассветного утра. Столичный аэропорт, где приземлился самолет, являл собой странное зрелище. В сумеречном свете проступали полуразрушенные или недостроенные бетонные сооружения, торчащая арматура, в зале ожидания из туалета вытекала огромная лужа… Шел последний день лета 1983 года, а в Южном полушарии еще стояла зима.
Вскоре мы уже были на территории советской военной миссии. У входа росли две высокие пальмы. Их мощные, серые у основания стволы казались забетонированными. Наверное, чтобы вражеские танки не прорвались на территорию, решили мы. Нам, новичкам в Африке, было невдомек, что такими эти гигантские деревья создала природа. Время от времени где-то постреливали. Вдалеке трещали автоматные очереди.
Нас принимал главный референт военной миссии – именно он командовал переводчиками. Звали его Борис Кононов. В узких кругах «португаловедов» это была личность легендарная. Дело в том, что Кононов написал учебник военного перевода португальского языка, по которому училось большинство студентов. Не только в Военном институте иностранных языков, но и в гражданских, в том числе в нашем. В общем, все мы были о нем наслышаны. Нам, 20-летним, Боб, как за глаза называли главного референта, казался пожилым человеком, хотя в ту пору ему, наверное, едва перевалило за 40.
Увидев растерянных ребят, Кононов развеселился и начал стращать. Человек по натуре артистичный, он мастерски разыграл перед нами драматическую сцену – просто театр одного актера.
– Мальчишки, – начал он заговорщицким полушепотом, – вы приехали в Анголу. Здесь идет война.
Тут его голос окреп, и в нем зазвучали трагические нотки.
– Враг рвется к Луанде! – воскликнул Боб.
И внезапно замер, прислушался.
– Вот, слышите эти выстрелы? – так же, без перехода, патетически продолжил он.
Мимо, как нельзя кстати, проходил переводчик, одетый в камуфляжную форму ФАПЛА, вооруженных сил Анголы, которую, как мы потом узнали, шили на Кубе. Боб мелодраматическим жестом распахнул объятия, повис на заметно смутившемся молодом человеке, крепко расцеловал в обе щеки и, едва тот отошел, повернулся к нам.
