Когда с приходом рыночной экономики авокадо появился на прилавках российских магазинов, он не сразу пришелся по вкусу. В начале 1990-х в московском универсаме я заметил лоток спелых, фиолетовых авокадо, чуть выглядывавший из-под прилавка. На мой вопрос, почему хорошие, зрелые плоды убраны подальше от глаз покупателей, продавщица отреагировала неожиданно живо.
– Ой, а вы что, знаете, как их готовить? – всплеснула она руками. – Поделитесь, а то мы тут с девчонками пробовали и так и этак, но ничего хорошего не выходит. Невкусные они какие-то, эти авокады.
– Так вы их, наверное, брали, когда они еще были зеленые и твердые, и нарезали кусочками? – поинтересовался я, припомнив собственные неудачные опыты в Анголе.
– Ну да, не эти же, сизые, резать? Их и резать-то нельзя. Они вон какие, мягкие. Мы думали, они сгнили. Сняли их с прилавка как порченные, только выбросить не успели.
Пришлось объяснить, что «сизые», мягкие авокадо – как раз созревшие, самые вкусные. А приготовить из них салат – проще простого. Берется плод, разрезается ножом посередине, вынимается косточка. Дальше можно готовить блюдо прямо в половинках. Посудой послужит кожура. Надо лишь превратить мякоть в кашицу (сделать это можно обыкновенной вилкой), и слегка подсолить. Вот и вся премудрость. Такой авокадо следует есть с рисом или с хлебом.
Описанный способ – самый аскетичный, так сказать, походный вариант. В домашних условиях приготовить мякоть можно блендером и не в кожуре, а в миске. Желательно добавить туда чуть-чуть майонеза, а также дольку раздавленного или очень мелко нарезанного чеснока и хорошенько все размешать. Особенно вкусно есть получившуюся светло-зеленую массу, намазывая ее на черный хлеб.
Но настаивать не буду. Возможно, кому-то больше нравятся авокадо, порезанные кусочками и добавленные в овощные салаты, то есть приготовленные так, как обычно советуют в кулинарных книгах. Мне после освоения кубинского метода такой способ не кажется удачным, но вкус у каждого свой. К тому же авокадо, которые продаются у нас, чаще всего, выращены в Израиле. В отличие от африканских, они твердые, зеленые и дозревать не обучены. Их действительно можно использовать, только порезав на кусочки.
Я, кажется, отвлекся, пересказывая беседы на нижней полке кровати в кубинской казарме ангольского города Куиту. Пора двигаться дальше. Итак, вдоволь наговорившись с новыми знакомыми, мы стали укладываться. Перед сном отправились на поиски ванной комнаты, и вдруг – новое происшествие.
На территорию гарнизона примчались два взмыленных, едва живых от усталости кубинца. Оказалось, они пробежали по пересеченной местности два с лишним десятка километров, пока их не подобрали товарищи. Это были пилоты военного вертолета «Ми-25», который в тот день подбили повстанцы неподалеку от Андулу – родных мест лидера УНИТА Жонаша Савимби. Винтокрылая машина упала в болото, загорелась и взорвалась, но пилоты успели выскочить, выбраться из трясины и оторваться от погони. Мы смотрели на них с восхищением. Такой вот выдался длинный, богатый на происшествия денек.
Что касается самого Жонаша Савимби, то он оказался человеком, маниакально рвущимся к власти. Ничто другое его не интересовало. Уже будучи корреспондентом ТАСС, я видел его и даже пообщался в Лусаке в мае 1995 года. Туда он приехал на встречу с президентом Анголы Жозе Эдуарду душ Сантушем, на которой заявил о приверженности Лусакским договоренностям, то есть фактически договору о мирном урегулировании в Анголе. Правда, осенью 1994 года, когда подписывался Лусакский протокол, Савимби на церемонию не приехал, сославшись на то, что ему не удалось добраться до Замбии из-за обстрелов правительственных войск. Во всяком случае так заявили в штабе УНИТА португальскому журналисту, который сумел при мне дозвониться туда по спутниковому телефону. Протокол, устанавливавший, в частности, условия демобилизации вооруженных формирований УНИТА с последующим включением части бойцов в национальные вооруженные силы, от имени повстанцев подписал их генеральный секретарь Эужениу Манувакола. Помню этого улыбчивого, общительного очкарика, щеголявшего в Лусаке в цветастом нигерийском костюме бубу, напоминающем тунику.
– А вот и марабу! Марабу пришел! Марабу! – громко возвещал он, едва завидев журналистов.
Тем самым генсек намекал на внешнее сходство со знатоками Корана, мусульманскими духовными наставниками, которых в Западной Африке называют именем, звучащим для европейца забавно и по-птичьи. Увы, рука «учителя-марабу» оказалась несчастливой. Прошло совсем немного времени, и Савимби с легкостью отрекся от Лусакского протокола, как до этого отрекался от итогов проигранных в 1992 году многопартийных выборов. Он не стал распускать свою повстанческую армию, насчитывавшую десятки тысяч бойцов, и возобновил боевые действия.
В разговоре Савимби свободно переходил с английского на португальский и обратно, красноречиво доказывая свой миролюбивый нрав. Но оживлялся он исключительно тогда, когда речь заходила о власти. Стоило спросить его о чем-то еще, и глаза мгновенно потухали. Он хотел быть человеком «номер один» в Анголе, ничто другое его не устраивало. Ради власти лидер УНИТА с готовностью шел на любые испытания. Например, целый год скитался по малярийным джунглям. Он был не прочь бесконечно продолжать войну, начавшуюся еще в 1960-е годы. На человеческую жизнь, а в длительном конфликте погибли сотни тысяч ангольцев, ему было наплевать. Показательно, что, когда в апреле 2002 года вооруженным силам Анголы удалось окружить и уничтожить Савимби, война сразу же закончилась. УНИТА быстро преобразовалась в мирную политическую партию. К тому времени уже никто, за исключением самого вождя-маньяка, воевать не хотел.
Но вернемся к происшествию в городе Куиту. На следующее утро после грозы и неудачного приземления прилетел другой «Ан-12» с огромным домкратом, который подцепил наш самолет под плоскости, или, как сказали бы люди, далекие от летного дела, – под крылья, и приподнял махину над землей. На другом самолете мы добрались до Луанды, а наш «Ан» благополучно починили, он своим ходом прилетел вслед за нами и потом работал до конца отведенного срока.
Случались и другие опасные переделки. Пару раз нас обстреливали из автоматов в тот момент, когда мы приземлялись. Сейчас звучит пугающе, а тогда на подобные мелочи я внимания почти не обращал. Ну, подумаешь, несколько дырок в фюзеляже! В воздухе ничего не слышно и не видно. Отверстия замечаешь только после приземления, когда ясно, что ничего страшного не случилось, а бояться уже поздно.
Ангола буквально ломилась от бесхозного оружия. Пистолет Макарова можно было купить за бутылку водки. Помню, как ходили вдоль взлетно-посадочной полосы аэродрома в Сауриму и собирали патроны, валявшиеся в пыли, а потом отдавали их ангольским военным. Собирали просто так, убивая время до взлета.
Оружия у нас на борту не было, и патроны тоже были не нужны – мы же гражданская авиация! «Аэрофлот», так сказать. Правда, у каждого «Ана» сзади имелась кабинка стрелка-радиста, и сам он непременно входил в экипаж. Куда ж его девать, раз по штату положено? Но пулемет в кабинке отсутствовал. Реально стрелку делать было нечего. В полетах он, как правило, сидел в своем хвосте и читал книжки, а на земле помогал кантовать, то есть закреплять груз, чтобы принести хоть какую-то пользу.
